Истории молодого математика

«Долой Шопена!» Через короткое время мы с Мазьей уже были с консерваторией на «ты». Мои музыкальные вкусы в тот период были ограничены венскими классиками (особенно Бетховеном), которых я пытался изучать тщательно. И я с прохладцем относился к Шопену. Мазья разделял мои пристрастия. И вот как-то сам-собой возник лозунг «Долой Шопена!» Это было то, что сегодня называется «прикол». Мы стали его активно пропагандировать в среде консерваторцев. Конечно, это была шутка, и, конечно, всерьез ее никто не принимал. Мы даже написали Манифест (наподобие Манифеста Маркса и Энгельса) на эту тему, на сборищах в общежитии вывешивали плакаты с призывами «Долой Шопена!» Когда начался «прием» следующих политехников в известную «музыкальную школу», среди членов комиссии были и мы с Мазьей (такой у нас уже был авторитет). И первый вопрос, который мы задавали поступающему, был: А любите ли Вы Шопена? Конечно, следовал положительный ответ и мы демонстративно вычеркивали этого провинившегося из своих списков. Впрочем, это ни на что не влияло, поскольку в школу принимали всех желающих.

Еще один музыкальный момент. В начале шестидесятых годов магнитофоны были у считанных людей, в продаже их просто не было, а если они появлялись, то цена их была для нас фантастической. Я же очень хотел послушать свое исполнение со стороны: мне было интересно – похоже ли это на настоящих мастеров. Стал искать, у кого из знакомых есть возможность исполнить это мое желание. И вдруг выяснилось, что в школе у Мазьи, у учителя английского языка, имелся магнитофон, да еще и пианино![62] Короче, в один прекрасный день я, Мазья и Гриша были у этого преподавателя дома. Он оказался приятным моложавым человеком, который нас принял очень по-дружески. Я играл Патетическую, а хозяин дома записывал. Так Мазья помог мне обессмертить свое имя: запись мне понравилась, правда, только в некоторых местах, где она была действительно похожа на профессиональное исполнение. Запись эта не сохранилась.

Володя Мазья в гостях у Юрия Борисовича

Урна. С Мазьей мы жили рядом, в десяти минутах ходьбы друг от друга: я на углу Невского и Владимирского (в доме, где располагался кинотеатр «Титан»), а Мазья – на углу Марата и Колокольной. В те годы мы виделись почти каждый день. Вечерами раздавался телефонный звонок, Мазья интересовался свободен ли я, а так как я занятым уже быть не мог, он или приходил ко мне, или мы встречались где-то около моего дома и шли шататься по Невскому или другим сказочным местам Питера, которых в городе бессчетное число. Очень часто, почти каждую неделю, мы отправлялись в филармонию, благо входные билеты стоили недорого. Кстати, в феврале 1960 года мы были на первом исполнении в Союзе оратории «Кармина Бурана» Карла Орфа и были потрясены этой музыкой. Я пытался максимально запомнить ее мелодии (к сожалению, я не Рахманинов), потом часто их наигрывал Мазье дома на фортепиано, (лет через десять мне удалось в Москве купить партитуру этой оратории). Вообще, в тот период Мазья был не очень силен в музыкальном отношении, и мне доставляло большую радость приобщать его к миру музыки. Я утешал себя тем, что не только он мне, но и я мог ему хоть что-то дать.

Концерт в Капелле, февраль 1960 г.

После концертов мы, праз-днично настроенные (а концерты и сияющий огнями Невский всегда были праздниками), возвращались к месту жительства и тут однажды встал вопрос о справедливости! Мы доходили до моего дома, я собирался откланяться, но Мазья энергично протестовал, требуя от меня продолжения движения в обратную сторону, то есть к улице Марата.

Точки расставания варьировались. Но на то Мазья и математик, чтобы не пускать это дело на самотек. Было решено подсчитать расстояние от моей до его парадных и, разделив это расстояние пополам, определить точку расставания. Вот пример строгого решения серьезной математической задачи! И эту задачу мы решили: сначала молча считали шаги от моего дома до его, сверяли показания, затем проводилась проверка в обратном направлении. В результате местом расставания оказалась урна у одной из парадных на Владимирском, почти на углу Колокольной. С того дня мы прощались только в названной исторической точке Санкт-Петербурга.

Валерий Майский

Теперь, когда Леонид Вольфович Друзь, ведущий специалист одного из московских НИИ, закончил рассказ о прекрасных днях нашей юности, мне, Владимиру Мазья, придется кое-что добавить о своем участии в деятельности нашего музыкально-политехнического общества.

Записка Иры Таймановой

Как же ты, Друзь, мог забыть, кто читал общеобразовательные лекции для участников? Конечно, Мазья! Вот названия двух: «Что такое математика?» и «Импрессионизм в живописи». Как свидетельство успеха привожу записку, полученную от Иры Таймановой[63]: