Вообще, следует отметить, что мысль о необходимости для каждого человека обеспечить своей душе глубокое спокойствие, без которого стремление к счастью напрасно, является не каким-то оригинальным изобретением древних греков и эллинистов, а является, по сути дела, констатацией элементарного этического факта. Как без физического здоровья не может быть счастливой жизни, что очевидно, так и без глубокого, т.е. истинного, спокойствия души счастье также не осуществимо. Последнее положение не представляется, правда, очевидным, но это следствие неопределенности самого понятия «счастье», которое кажется таким простым и естественным, что понятие о нем почти никогда не определяется, и в обычном, бездумном словоупотреблении часто подменяется понятием «веселье», для осуществления которого, действительно, глубокого спокойствия души не требуется.
Итак, что здоровье для тела, то спокойствие для души. Но как этого спокойствия достичь? Стоики при ответе на этот вопрос исходили из утверждения киников, что для достижения спокойствия в душе надо ограничить свои естественные потребности только самыми необходимыми, и потребности эти удовлетворять в минимальной степени, необходимой для поддержания жизни, но не для получения удовольствия, т.е. уже аффекта. К этому положению киников стоики добавили свое размышление о способе предупреждения возникновения аффекта в душе. Ведь если возможность возникновения аффекта в душе будет пресечена, то тем самым аффект и не возникнет в душе человека. Как же это сделать? Необходимо предмет, угрожающий вызвать аффект, подвергнуть точной оценке разума. Оценка эта чаще всего состоит в отказе от переоценки предмета, угрожающего вызвать аффект. А так как переоценка практически всегда есть следствие вмешательства эмоций в процедуру оценки, то отказ от переоценки есть ничто иное, как исключение эмоций из этой процедуры, либо сведение влияния эмоций к минимуму, если исключить эмоции вообще из душевной жизни невозможно. Исключение разумом эмоций из оценки предмета и означает исключение возможности для этого предмета вызвать аффект. Но освобождение от аффектов, хотя и является очень важной (правда, почти никогда не решаемой) практической задачей для человека, все же с теоретической точки зрения есть лишь первый этап нравственного становления. Даже, можно сказать, этап подготовительный, понимаемый как очищение души для предстоящего нравственного строительства. Материалом для этого строительства служат следующие положения.
Надо жить не как хочется, а как должно сообразно природе.
Важнейшей категорией, которой необходимо руководствоваться освободившемуся от аффектов и потому в достаточной степени успокоившему свою душу человеку, является категория «долга». Надо жить не как хочется (что, само собой разумеется, раз аффекты исключены) и не как думается индивиду (произвольные индивидуальные мысли суть следствия всё тех же индивидуальных похотей-аффектов), а как должно. Должно же «жить сообразно природе», что означает одновременно «жить сообразно разуму» и «жить в законе Божием». Разумное поведение, разумная деятельность есть осуществление добра, добродетель. Только в добродетели заключается счастье человека. Добру противостоит зло – которое есть ничто иное как порок, грех, – происходящее от неразумия. При устойчивости в неразумии счастье невозможно в принципе. Все остальное безразлично. Здоровье, молодость, богатство, родовитость, слава – не есть признаки счастья и блага сами по себе. Так же, как и немощь, болезнь, старость, бедность, безродность, неизвестность и даже смерть не есть признаки несчастья и зла сами по себе. Эти признаки (кроме смерти, разумеется) могут быть даже благом, если они не препятствуют добродетели и квалифицируются в таком случае как испытания, как упражнения в добродетели, т.е. как дополнительные к основному руслу добродетели добрые деяния.
Все эти рассуждения не дают, правда, четкого определения самого понятия «добродетель». Но у стоиков есть перечень частных добродетелей, который помогает косвенным образом приблизиться к пониманию содержания понятия «добродетель» (деление объема понятия в данном случае заменяет определение понятия). Вот эти частные добродетели: рассудительность, мужество, самообладание и справедливость[45]
. В этих рассуждениях стоиков, относящихся к сфере этики, т.е. практической философии, очевидным образом проявляется их рассудочный (рационалистический) характер (влияние Сократа-Платона), вполне уместный в теоретической части философии, но не в практической, где приходится иметь дело не столько с мыслями, сколько с желаниями и воле-проявлениями, которые, в свою очередь, неразрывно переплетены с чувствованиями (эмоциями).