История античной философии

В понятии о Боге констатировались следующие признаки как самые существенные для человеческого понимания: духовность (= имматериальность), единство и неизменность (= покой). Предметно-чувственный мир есть прямое следствие бытия Бога, поскольку он есть «истечение» (= «эманация») сущности Бога. Таким образом, через метафору «истечение» объясненное происхождение предметно-чувственного мира устанавливает между ним, предметно-чувственным миром, и Богом сущностное сходство. «Истечение» сущности Бога в предметно-чувственный мир не влечет за собой, как следствие, изменения сущности Бога и нарушения его покоя. Для объяснения этого положения, парадоксального для обыденного рассудка, привлекается ещё одна метафора – метафора «излучения». Как солнце испускает свои лучи, не теряя при этом ничего в своем содержании, так и Бог, «излучая» свою сущность в предметно-чувственный мир, пребывает в неизменности и покое. Предметно-чувственный мир, будучи эманацией Бога и имеющий поэтому онтологическое сходство с Богом, все же не тождественен Богу по своему существу.

Добро – от Бога, зло – от материи.

Предметно-чувственный мир состоит из двух компонентов – духовная реальность, происходящая от Бога, добавляется в нем к материальной реальности, которая не имеет источника в Боге и бытие которой, таким образом, оказывается беспричинным, самобытным, параллельным по времени бытию Бога. Онтологический дуализм предметно-чувственного мира предопределяет и его нравственный дуализм. Рядом с добром существует и зло. Добро – от Бога, зло – от материи.

Человек тоже состоит из двух частей – души и тела. Нравственная характеристика каждого человека находится в соответствии с преобладанием какой-то из этих составных частей. Преобладает влияние плоти (= материального начала), значит, неизбежно будет преобладать в его поведении греховное (= злое) начало. Преобладает влияние души, значит, в поведении главным становится стремление к добру. Поэтому нравственной целью для человека является аскетический образ жизни, направленный на обуздание плотского начала в себе и, тем самым, освобождение своей воли от греховных мотивов. Обуздание плоти и освобождение души от уже содеянных грехов (= нравственных преступлений), а также от возникновения мотивов к совершению будущих грехов, находится в значительной степени во власти человека и без усилий самого человека не может начаться. Но для осуществления истинного освобождения от нравственного зла необходимо прямое и непосредственное врачующее воздействие на человека благодатной силы, источаемой из сущности самого Бога. Это воздействие осуществляется через специальные священные церемонии, строго упорядоченные обряды, в которых верующему таинственным (= недоступным рациональному пониманию) образом подается благодатная сила, позволяющая верующему достичь освобождения от нравственного зла (в той степени, в которой это вообще практически осуществимо для человека).

Такова в схематическом виде сущность усвоенной александрийскими философами древней восточной религиозно-мировоззренческой традиции. Новизны здесь особой не было, потому что все эти положения были знакомы грекам со времен Пифагора, который как раз все эти положения и излагал в своем религиозном учении, бывшем ничем иным как переложением египетского религиозного учения. Александрийцы, по сути дела, были в какой-то мере лишь восстановителями миссии Пифагора по распространению египетской религии среди греков.

Но время александрийцев все же было уже иное, чем время Пифагора, ибо прошли уже почти пять веков. Александрийцам была знакома не только египетская религиозная традиция, но и религиозные традиции других великих восточных культур, включая индийскую. И во всех этих религиозных традициях основные положения были сходными: Бог как единый и всемогущий дух, происхождение предметно-чувственного мира путем эманации Бога, материя как независимая от Бога онтологическая данность, человек как комбинация плоти и бессмертной души, нравственный порядок человеческого существования, нарушение которого есть грех и т.д. Так что умственный горизонт александрийцев был гораздо более широким, чем у греков во времена Пифагора. Не Египет только – хотя прежде всего Египет, – но весь Восток, во всем разнообразии своего культурного, в том числе религиозно-метафизического, богатства был перед умственным взором александрийцев.