Несомненный авторитет восточной мудрости во мнении александрийских философов укреплялся сознанием её глубокой древности. Это сознание глубокой древности религиозно-философской традиции Востока вызывало даже нечто похожее на священный трепет перед ней. Истина, которую греки так безуспешно искали в современности, была хорошо известна уже в древности! Как она там появилась? По всем рациональным предположениям источник был один, и источник этот – божественное откровение! Техническая проблема была в том, чтобы опознать и точно определить, где именно, в каком конкретном религиозном учении находится это исконное божественное откровение – у халдеев (древних вавилонян), у магов (зороастрийцев, персов), у египтян, у индийцев, или где-то ещё. Этот поиск заставил александрийцев вспомнить в истории самой греческой философии мыслителя, в творчестве которого это божественное откровение в наибольшей степени сохранилось – Пифагора.
Неопифагореизм
Возобновление интереса к мыслям Пифагора в какой-то степени было предопределено и тем обстоятельством, что авторитет самого Пифагора никогда полностью не исчезал, даже во времена тотального господства скептицизма. Среди «академиков», последователей Платона, уж точно имя Пифагора было окружено почтением, ибо идейная связь учений Платона и Пифагора была для знатоков всегда несомненна. Кроме того, во весь период усиления влияния скептицизма, а значит, и ослабления интереса к теоретическому философскому умствованию, не переставали существовать пифагорейские религиозные сообщества, «товарищества», в которых строго сохранялись священные мистерии, порядок посвящений в иерархические степени, аскетический образ бытовой жизни и религиозно-метафизические верования. Всё это тесно связывалось с памятью о Пифагоре.
Но в I веке по Р. Х. возвращение к Пифагору приняло характер радикальной просветительско-религиозной реформы, сущность которой состояла, ни много ни мало, в установлении новой вселенской религии, открывающей миру абсолютную истину и обеспечивающей единственно правильный и праведный образ жизни. Именно так понимал эту реформу Аполлоний Тианский (01-98), её инициатор. Во всём подражая Пифагору, он вёл строго аскетический образ жизни, путешествовал по разным странам с целью постижения древней и глубокой мудрости восточных народов. Из его жизнеописаний, широко распространенных уже во II-III веках, известно, что он набирался мудрости и у магов (зороастрийцев), и у индийцев, и у египетских жрецов Верхнего Египта (где древнее египетское знание сохранилось в неповрежденной цельности). Само учение Пифагора он перенял от одного знатока в столице Киликии – городе Тарсе. Публично-просветительская деятельность Аполлония (по свидетельству одного из его жизнеописаний, правда, сочиненного уже в III веке, и сочиненного с явно тенденциозной целью) сопровождалась многочисленными чудесами, напоминавшими евангельские чудеса Христа, что давало повод язычникам противопоставлять Аполлония Христу, а пифагореизм (= неопифагореизм) – христианству. Это противопоставление некоторых соблазняло и в Новое время. Вольтер, например, использовал это противопоставление для своих антихристианских выпадов.
Аполлоний Тианский: всё – кроме зла – зависит от божественного предопределения. Зло есть следствие своеволия людей.
Но с чисто религиозно-метафизической точки зрения учение Аполлония было вполне серьезным и возвышенным. Божественная сущность есть чисто духовная сущность. Она выше всего материального мира и не имеет никакого непосредственного соприкосновения с ним. Бог управляет миром только через посредствующие инстанции, через служебные, подчиненные духи, которые тоже иногда называются богами (с маленькой буквы). Так как все земные вещи, в том числе животные и растения, осквернены материей, то истинное почитание Бога не должно выражаться ни жертвами, ни словами, но лишь чисто духовным образом – проникнутым совершенным безмолвием глубоким переживанием благоговения перед Богом. Всё происходящее в предметно-чувственном мире – кроме зла – зависит от божественного предопределения. Зло во всех своих проявлениях, нравственных и природных, есть следствие, прямое или косвенное, своеволия людей.