Вмешательство латинских христиан в восточные дела во время Первого и Второго крестовых походов и экспедиции Фридриха в Византию чрезвычайно возмутило греков, и Константинополь колебался, не будет ли лучше объединиться с сарацинами и тюрками и выгнать из Азии католиков, которые рекою хлынули из Западной Европы для завоевания святых мест. Императоры полагали, что вторжение мусульман в их провинции означает лишь временную оккупацию имперских владений, а вот завоевания крестоносцев, опасались они, могут отнять их навечно, и Третий крестовый поход по главе с императором и двумя королями обещал оказаться куда более опасным, чем два предыдущих.
Если бы греки присоединились к крестоносцам и вступили в борьбу с честолюбивыми вождями мусульман, несомненно, вторжение тюрок ограничилось бы восточными провинциями того, что сегодня входит в состав азиатской Турции, христианские государства в Сирии и Новой Армении сохранились бы, а Константинополь, вероятно, никогда не попал бы в руки врагов западной цивилизации. Но фанатизм и нетерпимость православных греков, гордость их императоров, их династическая и религиозная ненависть ослепили византийский двор, и своими интригами греки не только сами шли к погибели, но и поставили под серьезную угрозу весь цивилизованный мир.
Левон осознал, что больше не может проводить свободную политику своих предшественников и балансировать между греками и крестоносцами. Его стремление стать царем заставляло его принять одну из сторон, но главная трудность состояла в религиозной вере его народа, отличавшейся и от византийского обряда, и от римского. Поэтому, если Левон хотел получить корону и таким образом закрепить независимость своего народа, он должен был сблизиться с одной из этих церквей.
Тогда Левон вступил в одновременные переговоры с римским папой и Византией. Однако греческое православное духовенство показало, что не готово идти на уступки. Религиозные разногласия между армянами и греками уходили корнями еще в ранние века христианства. В Великой Армении они часто бывали весьма ожесточенными, и обе столицы, Константинополь и Сис, хранили болезненные воспоминания. Армянский народ ненавидел греков за их притеснения и жестокость, за вероломство и нетерпимость, с которой они всегда встречали любые инициативы правителей-Багратидов. Вследствие этого переговоры, начатые по просьбе Левона, имели совсем небольшие шансы на успех.
Святой Нерсес (армянская иконография 1511 г.)
Однако барон решил, что его интересы лежат скорее в направлении Византии, чем западных держав, которые, в конце концов, находятся за тридевять земель и усилиям которых только что был положен предел из-за вступления в борьбу султана Саладина.
Греческая империя по-прежнему пользовалась значительным престижем, несмотря на тогдашний упадок. Если бы Левон получил корону от василевса, он бы связал судьбу Армении с судьбой Константинополя и, заключив союз с державой, которую по-прежнему считал великой, возможно, когда-нибудь получил бы возможность возродить Великую Армению и образовать государство, протянувшееся от Александтреттского залива до Каспийского моря, способное оградить Византию от всякого мусульманского вторжения. Правда, прямо в центре Малой Азии находился Конийский султанат, но сельджуки, попав между греками и армянами, обязательно должны были пасть, и царство
Новой Армении стало бы бастионом православного мира. Эта мечта разбилась из-за провала переговоров посланных в Константинополь епископов, провала, который легко можно было предвидеть.
«Меня просят, – писал католикос Нерсес Михаилу Сирийцу, – признать две природы в Иисусе Христе и почитать четвертый собор, отмечать Рождество Иисуса Христа 25 декабря, служить с квасным хлебом и водой и не говорить слов „Бог“, „Святой“, „Который был распят“. На таких условиях нам обещают [император Мануил и греки] великие благодеяния».
После таких требований византийского духовенства Левон обратился к Западу, но при этом следовал совершенно иной политической линии ради будущего Новой Армении, полностью противоположной линии альянса с греками. Греческие императоры в своей враждебности к крестоносцам вели себя столь вероломно по отношении к Западу, что вскоре латинянам пришлось бы оккупировать сам Константинополь, чтобы положить конец греческим интригам. Обратившись к Риму, Левон разделил цели европейских государей, отождествил себя с их действиями и связал свою судьбу с их судьбой на Востоке. Это было важное решение, но барон стремился стать царем, и латиняне льстили его надеждам, поэтому он упорно вел переговоры с папой и королями крестоносцев.