Странно, что Стивен не просит убедить Мэдди вернуться домой. Видно же, что ему больно и страшно, и он не знает, что делать. И пусть он этого не говорит, но, конечно же, хочет, чтобы она вернулась. Артур так ей и скажет, если они встретятся. Правда, скорее всего, она и так все знает. Она такое чувствует. Ну разумеется, ее отец хочет этого! Или… нет?
Где же может быть Мэдди? В каком-нибудь дешевом мотеле, делает уроки за маленьким столиком в номере. Ждет момента, чтобы уехать. Куда-нибудь подальше отсюда. В Сиэтл, например, туда отправляется много молодежи. Или в Сан-Франциско. Хоть бы все у нее сложилось хорошо, и она не окажется в итоге на улице, не будет сидеть на потрепанном одеяле с просьбой о помощи на картонке. Артур всегда думал: как можно дойти до такой жизни? Вот, по крайней мере, один путь.
В шесть часов он берет букетик полевых цветов в банке и отправляется к Люсиль. Стучит, но никто не отвечает. За стеклом двери не видно ни света, ни движения, в доме стоит тишина.
Артур стучит еще раз. Ну, наверное, вспомнила в последний момент про что-то и пошла в магазин. В те редкие случаи, когда они с Нолой принимали гостей, обязательно так и случалось. Жена с истеричными нотками в голосе спохватывалась, что забыла свечи или взбитые сливки – надо скорее, немедленно бежать за ними, без них никак! И поторопись, пока все не собрались!
Лучше, наверное, вернуться домой и дождаться возвращения Люсиль там. Надо будет покидать Гордону мячик из фольги, а то в последнее время совсем кота забросил. До такой степени, что тот вдруг сам стал ластиться – тереться о ногу и прочее. Это недостойно его – так унижаться. Скорее бы он вернулся к своему нормальному состоянию совершеннейшего равнодушия.
Не проходит и десяти минут, как на подъездную дорожку Люсиль вылетает ее автомобиль. Резко останавливается, даже не доехав до гаража и забравшись правым передним колесом на газон. Выпила, что ли?
Дверца открывается, но Люсиль остается сидеть, выставив ноги. Артур подходит и окликает ее:
– Эй! Все в порядке? Помощь не нужна?
Та только смотрит пустым взглядом и молчит. Правда, что ли, пьяна? Артур медленно идет к ней.
– Люсиль?
Он протягивает руку, и та с его помощью встает.
– Спасибо, Артур. – Потом вспоминает: – Ах да, ты же ждешь ужин…
– Если ты передумала, то ничего страшного.
– Да, я передумала.
– Ну и ладно. Но ты… Люсиль, с тобой все в порядке?
– Ну, мне дали какое-то успокоительное… Наверное, я еще не совсем пришла в себя.
– Кто дал?
– Там, в больнице. Какие-то таблетки… Врач сказал, мне нельзя за руль, но должна же я была вернуться домой. Куда мне еще ехать?
Артур кивает – да, конечно.
– А где Фрэнк?
Она начинает ломать руки.
– В общем, понимаешь, в этом все дело… Фрэнк умер. У него был инфаркт. А сам сказал мне, что ничего страшного! Что мы скоро увидимся!
О господи! Боже, боже…
Люсиль медленно оседает на землю. Артур пытается поднять соседку, но она отстраняет его.
– Нет, я пока не могу войти в дом. Побуду здесь. Не знаю, что и делать, куда идти. Там, внутри… там стол уже накрыт! Как я туда пойду?!
Она начинает плакать, у нее вырывается какой-то вой – буквально «У-у-у!». Артур думал, такое только в книгах бывает. Что же делать?
– Может быть, побудешь у меня, Люсиль?
– Нет, нет! Я посижу тут, соберусь с мыслями. Все нормально. Ты иди, Артур, иди.
Тогда он заходит домой, берет цветы в банке, подкопченные сосиски и одеяло. Вернувшись на улицу, расстилает его прямо на подъездной дорожке Люсиль, ставит букетик и раскладывает еду. Потом с предельной осторожностью садится сам – сначала встает на одно колено, потом на другое и наконец мягко опускается на пятую точку.
– Вот так. Теперь все будут думать, что у нас просто такой странный пикник. Не нужно, чтобы соседи всполошились и прибежали с вопросами.
– Да, верно.
– Если кто-то все-таки заглянет, я просто помашу рукой и скажу: «Добрый вечер, не беспокойтесь, мы просто решили перекусить на воздухе». Я останусь с тобой, пока ты не решишь, что делать дальше.
– Я хочу быть с Фрэнком, больше ничего!..
Люсиль снова начинает всхлипывать, на этот раз совсем тихо. Артур поглаживает ее по плечу.
– Я рядом. Можешь поплакать, если хочешь.
Она оглядывается на машину.
– А ты не мог бы закрыть дверцу?
– Конечно.
Он кое-как встает. Потом, вернувшись, снова опускается рядом. Это дается ему еще тяжелее, чем раньше, и боль тоже сильнее, чем в первый раз. Давно он не сидел вот так, на земле, уже забыл, как все выглядит внизу с близкого расстояния – поблескивающие чешуйки слюды на дорожке, снующие в траве муравьи…