– Ну хоть зубы почищу… Ты иди, я скоро буду.
Ожидание, однако, затягивается. Артур уже собирается снова постучать в дверь, когда Люсиль наконец появляется. Она надела парик, накрасила губы, как следует надушилась и переоделась в красивое розовое платье с усыпанным блестящими камешками пояском.
Артур поднимается.
– Люсиль! Чудесно выглядишь!
– Спасибо.
Она садится и начинает раскачиваться. На ногах у нее туфли с маленькими черными лакированными каблучками.
– Новое платье?
Та кивает.
– Да, я должна была надеть его на свадьбу. – Она поднимается и медленно кружится. – Вот так бы я выглядела во время нашего первого танца.
– Очень красиво!
– Знаешь, что я сделала в день, когда умер Фрэнк? Я приготовила шоколадный торт, а в тесто вмешала все свои лекарства – все, что только нашлось в доме и у меня в сумочке. Пока торт пекся, я отыскала старый школьный альбом из выпускного класса и рассматривала наши фотографии – мою и Фрэнка. Потом спела несколько старых песен. «Возвращаюсь, откуда пришел…»[11]
– неожиданно приятным голосом запевает она. – Попробовала «Улыбайся, хоть сердце болит»[12], но расплакалась. Потом гимны – «Позволь шагать с Тобою рядом» и «Господь, всем моим горестям скоро конец». Это было именно то, что я чувствовала: сейчас мои страдания прекратятся. И я была счастлива тем, что скоро обрету неземной покой.Когда торт был готов, я украсила его двойной порцией крема, потом съела весь, целиком, в один присест, молясь про себя: «Боже, прости меня, Боже, прости». Но в итоге меня тут же вырвало, так что в желудке ничего не осталось. А потом я опустилась на пол в ванной и… Я такой долгой отрыжки в жизни не слышала. Буквально эхом от стен отражалась.
Артур едва сдерживается, чтобы не захохотать в голос.
– Наверное, кто-то сочтет это забавным…
Заметила? Нет, она даже не смотрит, уставилась прямо перед собой в черноту ночи. На всякий случай Артур все же принимает максимально печальный вид.
– …но мне показалось, что это самый скорбный звук, который я только слышала. Как пение китов – я всегда думала, что оно больше похоже на похоронный плач. Вот и я издала такой же.
Теперь Артуру действительно не по себе.
– Ох, Люсиль, тебе надо было позвонить мне.
Та горько смеется.
– Чего ради? Выставить себя дурой?
– Нет. Я бы позвал тебя, вместо того чтобы накладывать на себя руки, выйти прогуляться, посмотреть на цветы…
Она кивает и принимается неторопливо покачиваться. Оба долго молчат, кресла-качалки говорят за них.
– Как же унизительно чувствовать себя бесполезной! – восклицает вдруг Люсиль.
– Это не про тебя! – возражает Артур.
– Еще как про меня!
– Тебе просто сейчас тяжело.
– Да, но я и помимо этого ни на что не гожусь. Я ничего не делаю. До меня некоторое время назад начало доходить, что все постепенно разваливается, однако тогда я еще кое-как справлялась. Ходила в церковь, читала книги, газеты, занималась садом. Но потом, когда в мою жизнь вошел Фрэнк… будто зажглись огни на рождественской елке! А теперь они погасли. И все потухло. Я ведь на самом деле не хочу больше жить, Артур. Что у меня осталось? Ничего. Мы с тобой просто пара бесполезных стариков.
Артур негодующе выпрямляется в кресле.
– Ничего подобного!
– А какая от тебя польза? Ты только и делаешь, что каждый божий день ходишь к жене на кладбище! И все!
– Я не считаю это бесполезным занятием. Для меня величайшая честь и удовольствие посещать место последнего пристанища лучшей женщины на свете, какую я только знал, и вспоминать безграничное счастье жизни с ней.
– Хорошо, извини, мне не стоило так говорить. Я знаю, как ты относишься к Ноле и как много для тебя значит навещать ее.
– Нет, не знаешь. Никто даже представления не имеет, что это для меня – кроме, может быть, ее самой. И в остальном я тоже не чувствую себя бесполезным.
– Но чем ты занят?! Ты ведь даже в церковь не ходишь. Ухаживаешь за своими розами, и все.
Артур некоторое время молча покачивается, хотя кресло Люсиль давно стоит на месте.
– Позволь мне спросить кое-что… – начинает он наконец.
– Ну?
– Ты слышала от кого-нибудь, что он хотел бы стать писателем?
– Да. Многие так говорят.
– Практически все хотят быть писателями, – кивает Артур.
– Ну да, похоже на то.
Он перестает раскачиваться и пристально смотрит на нее.
– Но на самом деле нужны читатели. Верно? Что бы делали писатели без читателей? Для кого бы они сочиняли? А актеры – какой от них прок без зрителей, без аудитории? И то же касается художников, танцовщиков, юмористов, да даже простых людей, занимающихся обычными делами, – им же нужно работать для кого-то? И вот это и есть я. Мое место теперь в зрительном зале, я наблюдаю и ценю усилия других. Да, ничего больше я не делаю и не хочу. Я много лет работал и много чем занимался. И вот я сижу здесь, в кресле-качалке, и знаешь, Люсиль, – меня это устраивает. Я не чувствую себя бесполезным. Я считаю, что мне повезло.
Та молчит.
– Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Да, но я-то хочу что-то делать сама! – кричит она.
– Так делай! – отвечает он тем же. – Займись волонтерством, в конце концов!