Однако, как выяснилось, Дидло был не просто приятным напоминанием о старом режиме. Он стал близким другом князя Александра Шаховского (1777–1846), писателя и драматурга, который работал на разных официальных должностях в Императорских театрах в первые десятилетия века, и Катерино Кавоса (1775–1840), родившегося в Венеции композитора и, что примечательно, сына итальянского балетмейстера, – Кавос проработал главным дирижером русской оперы более тридцати лет: с 1806 года до конца жизни. Все трое стояли в первых рядах зарождавшегося движения, призванного отделить русскую культуру от того, что Шаховской называл «пудрой, вышитым пальто и красными каблуками из Парижа», и создать новый тип «национального театра». «На чужой манер хлеб русский не родится», – говаривал Шаховской6
.Это не означало полного неприятия Запада. Дидло никогда не отказывался от своего французского образования, и большинство его ранних постановок были привезены прямо из Парижа. Кавос получил образование в Венеции, а Шаховской переводил водевили и комические оперы с французского на русский (и писал свои). Однако они не пытались поместить европейское искусство в русские рамки – у них был другой, более широкий подход. Дидло вложил свой недюжинный талант в преобразование школы. Он замыслил не просто выпускать послушных артистов кордебалета, а готовить настоящих
За год до вторжения Наполеона в Россию Дидло покинул страну и уехал в Западную Европу. Однако в 1815 году императорская администрация уговорила его вернуться. Балет за это время пришел в упадок, и, чтобы заманить Дидло, ему вдвое увеличили оклад и выделили личную карету с кучером (для верности – запас дров на зиму). Однако страна, куда возвращался Дидло, уже не была прежней. Война с Наполеоном изменила общество: аристократия – традиционная военная элита России – ужасным образом раскололась и конфликтовала, в то время как армия крестьян сплотилась в готовности умереть, защищая Святую Русь. Для многих урок был ясен: народ, а не привилегированное военное дворянство, представлял настоящую Россию.
Даже Александр I, увлечение которого западным искусством всегда было очевидным, стал другим человеком. Насилие войны, разрушения, принесенные войной (сгоревшая Москва!), изменили его, и он все больше отстранялся от Запада, поворачиваясь лицом к ортодоксальному мистицизму. Это сказалось и на балете: когда уставший, но победоносный царь вернулся из Парижа, занятого русскими войсками, он стал устраивать пышные военизированные зрелища с мощным религиозным звучанием, празднуя победу православной армии над французами. Русский балетмейстер Иван Вальберх (1766–1819), во время войны взявший на себя многие обязанности Дидло, услужливо ставил такие спектакли, как «Русские в Париже» и «Гений России», где Франции отводилась одна роль – раскаяния.
При дворе, где мода всегда подчинялась политике, европеизированная аристократия поспешно принялась, по выражению великой княжны Екатерины Павловны, «русифицироваться». Свет после привычных шелков перешел на сарафаны, усердно надевал старомосковские головные уборы и, отказавшись от французских бальных танцев, неуклюже стал исполнять родные пляски. Мода на народные обычаи обернулась благом для танцовщиков: многие стали зарабатывать на своем низком происхождении, давая частные уроки дворянам – не классического балета, а традиционных танцев своих предков. Дворяне же таким образом получали ту аутентичность, которой были лишены по рождению. Добравшийся до Санкт-Петербурга в 1816 году Дидло немедленно стал умолять супругу Александра I: «Мне нужны русские крестьяне, вся Святая Русь. Позвольте им заниматься своими народными танцами. <…> Ваши гости стали достаточно парижанами, пусть они опять почувствуют, что они – русские»7
.