История балета. Ангелы Аполлона

В начале 1820-х годов Дидло поставил ряд балетов на русские темы, включая «Жар-птицу» (1822) по русской народной сказке и «Кавказского пленника» (1824) по мотивам поэмы Александра Пушкина – оба на музыку Кавоса. Однако Дидло не читал по-русски и в программе к «Кавказскому пленнику» принес зрителям извинения за то, что работал по «цитатам из перевода». Действительно, балет плохо вязался со знаменитым произведением Пушкина. Дидло перенес действие в дикий горный дославянский мир с романтизированным племенем, где точат оружие о скалы и качают детей в шакальих шкурах. К тому же он добавил счастливый финал. У Пушкина кавказская девушка тонет, а в балете Дидло принц (еще одно обязательное дополнение!) завоевывает ее любовь, и молодые женятся; ослабевший хан, как сказано в либретто, «по своей воле становится русским подданным и преклоняет колени перед своим повелителем» – несомненный отсыл к недавней военной экспансии России в регионе⁸.

Если балет был ощутимо пропитан французским духом, то главные партии в нем все же танцевали русские. Роль главного героя исполнял Николай Гольц, ученик Дидло, ставший одним из первых великих русских танцовщиков, а партию кавказской девушки – Авдотья Истомина (1799–1848), также ученица Дидло и балерины Евгении Колосовой, прославленной исполнительницы народных танцев. Колдовская красота Истоминой и ее страстный танец, который, по словам одного поклонника, «дышал Востоком», вызывали всеобщий восторг и привлекали внимание выдающихся писателей и художников, включая драматурга Александра Грибоедова и самого Пушкина⁹.

У Грибоедова и Пушкина было любопытное и показательное отношение к балету. Обоих привлекал блестящий петербургский свет, и оба некоторое время были завсегдатаями балетных спектаклей, но каждый при этом презирал растленную пышность света и его затянувшееся преклонение перед Западом. Комедия Грибоедова «Горе от ума», также появившаяся в 1824 году, нанесла ощутимый удар по «болезненной тяге» русских «к заграничному» и вылилась, как позднее сказал Виссарион Белинский, в «извержение желчного, грозного негодования против гнилого общества никчемных людей». И хотя события пьесы развиваются в Москве, ее мишенью стало все коррумпированное устройство самодержавия – пьеса считалась одним из первых примеров подлинно русского театра. Официально запрещенная, она тем не менее широко распространялась в рукописных списках. Пушкин восхищался этим сочинением и позднее выразил свои опасения по поводу царящего в русском обществе увлечения всем западным в «Евгении Онегине», где описал балет как восхитительное удовольствие, но одновременно и бездумное времяпрепровождение, ставшее символом обольстительного и поверхностного света, который превратил Онегина в беспутного щеголя¹⁰.

Истомина была другой: Пушкин с нежностью описывал «душой исполненный полет» прекрасной «русской Терпсихоры» и делал зарисовки ее ноги на пальцах, обвитой лентами балетной туфли. Когда она танцевала в «Кавказском пленнике», он был в ссылке в Михайловском и с нетерпением писал брату, прося сообщить ему новости «об черкешенке Истоминой, за которой я когда-то волочился, подобно Кавказскому пленнику».

Грибоедов тоже был знаком с Истоминой и написал стихи во славу танца, хотя они были адресованы Екатерине Телешовой – другой воспитаннице Дидло. Дополнением к романтическому ореолу Истоминой послужила дуэль (еще одна парижская мода), которая лишила жизни одного из ее поклонников, а Грибоедов, участвовавший в дуэли, был ранен в кисть левой руки. Позднее Пушкин собирался написать об этих драматических событиях, но, прежде чем осуществить задуманное, сам погиб на дуэли¹¹.

Благодаря Дидло и Истоминой идея о том, что французский балет может «сделать русских европейцами», была перевернута с ног на голову. До конца столетия будет преобладать новая тема: «сделать балет русским». Это было непросто. Грибоедов и Пушкин занимают важное место среди основателей русской литературной традиции, но их достижения было трудно увязать с балетом: темы русской поэзии в исполнении русских танцовщиков под музыку Кавоса с хореографией Дидло еще не представляли собой русский балет. Балеты Дидло, хоть и приобрели экзотический налет, были бесспорно французскими. Слияния народных и балетных форм не произошло, и в его постановках русские танцы выглядели наподобие экзотической раскраски – что-то вроде национальных танцев, столь популярных в то время во французских и итальянских романтических балетах. Показательно, что при постановке русских народных танцев Дидло часто обращался за советом к признанному специалисту в этой области (и личному учителю цесаревича) – французскому балетмейстеру Огюсту Пуаро.