Хореограф Николай Фореггер, например, ставил танцы промышленных процессов и машин – с сиренами, свистками, грохотом, где танцовщики двигались как транспортная лента и изображали (на полном серьезе) пилы и гвозди. Лопухов включился в революционную борьбу с собственной постановкой танца-симфонии «
Одним из исполнителей «танца-симфонии» Лопухова был молодой начинающий хореограф Георгий Баланчивадзе (Джордж Баланчин)[50]
. Он родился в 1904 году и был тринадцатилетним учеником Танцевальной школы в Петрограде, когда разразилась революция. Он был достаточно взрослым, чтобы усвоить пышность и великолепие императорской России, но слишком юным, чтобы прочувствовать революцию на собственном опыте. Его отец был композитором, учился у Римского-Корсакова и серьезно интересовался фольклорными формами. После революции семья переехала во вновь образованную Республику Грузию в составе союза других республик и поселилась в родном Тбилиси. Однако Баланчин остался, чтобы закончить обучение. Жизнь его была трудной и одинокой: бедность, голод – позднее он вспоминал хищные полчища крыс и тощих бездомных кошек, – пронизывающий до костей зимний холод и скверное отопление делали учебу нелегким делом. Тем не менее он продолжал танцевать, выступал перед рабочими на мероприятиях коммунистической партии (годы спустя он все еще пародировал Троцкого). И продолжал музицировать: чтобы заработать, он был тапером на показах немых кинофильмов, а в 1919 году поступил в консерваторию, где изучал композицию и игру на фортепьяно.В 1920 году Баланчин познакомился (и позднее вступил в брак) с молодой танцовщицей Тамарой Жевержеевой (Жевой) и с головой ушел в революционное авангардное искусство. Отец Жевы был тонким и образованным человеком, владельцем фабрики по производству церковной утвари. У него была громадная библиотека, он собирал современную живопись и балетные афиши, был поклонником ранних театральных начинаний Мейерхольда и довоенных «Русских сезонов». За религиозные и великосветские связи он был арестован большевиками, но вскоре освобожден, когда за него поручились выдающиеся художники и интеллектуалы, и хотя его коллекция книг и предметов искусства отошла государству, ее превратили в музей, директором которого он же и стал. Его дом продолжал привлекать знаменитостей: Владимир Маяковский, Казимир Малевич и другие приходили, принося с собой горячий энтузиазм и особый интерес к революционному искусству, иконам, мистике и народным легендам.
Баланчин взрослел в этой высокооктановой художественной атмосфере и мечтал перенести классический балет (который многие отвергали как старомодный пережиток «аристократического» прошлого) в мир «прогрессивных» идей и искусств. Он жадно читал, отличался мрачным и скорбным видом в байроновском стиле (выпрямленные напомаженные волосы, печальный взгляд) и боготворил Маяковского, чьи бурные страсти и анархические порывы, казалось, выражали настроение времени.
В начале 1920-х Баланчин недолго сотрудничал с ФЭКС (Фабрика эксцентрического актера) – группой исполнителей, стремившихся перенести ритмы будней на сцену и экран (на короткое время к ним присоединился Эйзенштейн). Как и они, Баланчин восторгался Чаплиным, цирком, джазом и кино. Он видел «танцы машин» Лопухова и решительно выступил в защиту его «