История балета. Ангелы Аполлона

В 1934 году в Ленинграде состоялась премьера оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Невероятно успешная, она прошла по театрам всей России и была высоко оценена критиками Европы и Америки. Однако 26 января 1936 года оперу в Большом театре посетили Сталин, Молотов, Жданов и другие высокие партийные руководители; к ужасу Шостаковича (присутствие композитора было обязательно), во время третьего акта они вышли. Два дня спустя по прямому указанию Сталина «Правда» опубликовала убийственную статью «Сумбур вместо музыки», направленную против оперы и ее композитора. Шестого февраля «Правда» продолжила атаку, наведя на мушку комический балет «Светлый ручей», также на музыку Шостаковича, в постановке (уже преследовавшегося) Федора Лопухова[55]. Либретто принадлежало перу Лопухова и писателя Адриана Пиотровского – давнего коллеги Радлова, также принимавшего участие в работе над «Леди Макбет». Как и «Леди Макбет», «Светлый ручей» был прекрасно принят в Ленинграде (в Малом театре оперы и балета), его успех привел к тому, что было решено повторить постановку в Большом. Однако Сталин опять был недоволен. И «Правда» вновь разразилась бранью, опубликовав статью «Балетная фальшь»¹⁴.

На первый взгляд «Светлый ручей» был совершенно безвреден. В нем говорится о беззаботном празднике жизни в колхозе – выбор главной темы, по-видимому, был продиктован планом Сталина вовлечь казаков Северного Кавказа (где происходит действие балета) в советскую систему. Однако сатирический тон и водевильное решение постановки заставили партийных журналистов взяться за перо, и «Правда» накинулась на балет за издевательство над советскими людьми, которые изображаются балетными «куклами» и «сусальными крестьянами» из «дореволюционной конфетной коробки». Это не народные танцы, настаивали власти, а «ничем между собой не связанные номера», балетное опошление жизненного народного искусства. В вихре последовавших собраний, обсуждений и унизительных самобичеваний Асафьев заклеймил партитуру балета Шостаковича как «музыку для люмпенов», а Ваганова покорно осудила «Светлый ручей» за то, что он сбился с «верного пути» искусства. Шостакович отступил, Лопухов так больше и не поставил ничего значительного¹⁵.

«Балетная фальшь» вызвала панику. Танцовщики и балетмейстеры бросились интерпретировать официальные высказывания, создавать и пересматривать свои постановки, чтобы угодить непостижимым вкусам Сталина. По мере того как усиливался террор, драмбалеты приобретали все более идеологически жесткое звучание и соответствующие темы. Ставки были высоки. Хотя танцовщики были избавлены от самых жутких сталинских ужасов, ощущение угрозы было острым и всепроникающим – и не только для Лопухова, чьи проблемы в прошлом сделали его легкой мишенью. Однажды утром 1937 года Ваганова пришла в театр и обнаружила на двери записку, в которой было сказано, что она уволена с должности руководителя балетной труппы Кировского; что же, она спокойно ушла на преподавательскую работу. Муж балерины Марины Семеновой (высокопоставленный дипломат) был арестован и убит, Семенову заключили под домашний арест, но в итоге освободили (она была любимой балериной Сталина). В 1938 году театр Мейерхольда был закрыт, а когда режиссер осмелился вмешаться, его арестовали, пытали и расстреляли; его жена была найдена зарезанной у них дома. Пелена страха окутала балетное искусство, но на танце это сказывалось не прямо или не явно. О чем бы они ни думали в это время – а это действительно неизвестно, – Уланова, Чабукиани и многие другие продолжали танцевать от всего сердца. Артисты того времени скажут, что, вопреки террору, это был золотой век балета.

Этот золотой век достиг пика в 1940 году, когда появился балет «Ромео и Джульетта» – возможно, самый значимый после «Спящей красавицы», поставленной полвека назад. Первоначально показанный в Ленинграде с оглушительным успехом, он будет перенесен в Москву в 1946 году по личному указанию Сталина, позже по нему будет снят полнометражный фильм, который выйдет в 1954 году и получит приз на Каннском кинофестивале (режиссер Лео Арнштам совместно с Леонидом Лавровским). Более того, «Ромео и Джульетта» приведет в полный восторг британских и американских зрителей в 1956 и 1959 году соответственно. Двадцать лет спустя, в 1976 году, во время празднования 200-летия Большого, тот же эффект произведет новая редакция балета, сделанная Леонидом Лавровским, в которой был занят его сын Михаил Лавровский.