История балета. Ангелы Аполлона

Ждановские указы и последовавшие идеологические гонения вынуждали вновь обратиться к классике. По крайней мере классические танцовщики были в безопасности, и в послевоенные годы «Лебединое озеро» стало практически вторым национальным гимном. В Кировском театре танцовщик Константин Сергеев (1910–1992), бывший партнер Улановой и ветеран драмбалетов 1930-х, надолго воцарился как руководитель балетной труппы: главным балетмейстером театра он был (с перерывом) с 1946 года до 1970-го. Сергеев сделал карьеру, перерабатывая балеты Петипа по лекалам соцреализма. Это означало удаление старых мимических связок (пережитков прошлого) и вставку высоких поддержек и бравурных вариаций; к тому же он добавлял счастливые концовки – слегка завуалированный намек на социалистический рай. В 1950 году Сергеев представил новую редакцию «Лебединого озера». Под давлением цензуры, которая, скорее всего, возражала бы против религиозного подтекста, традиционная история влюбленных, которые погибают из-за злого волшебника и воссоединяются в загробной жизни, была пересмотрена. По версии Сергеева, колдун умирал мучительной смертью, а влюбленные благополучно воссоединялись не на небесах, а здесь, на земле.

Когда 5 марта 1953 года умер Сталин, все стало постепенно меняться. По мере того как известие о его смерти проникало в сознание, артисты, которых он третировал или не замечал – особенно те, кто ассоциировался с модернистскими экспериментами 1920-х годов, – выбирались из культурных убежищ, где все это время скрывались. Федор Лопухов, ненадолго вернувшийся в Кировский во время войны, вновь стал значимой фигурой в театре – но не как хореограф, а как репетитор. Его квартирка на улице Росси превратилась в неформальное место встреч, и в поисках нового понимания танца молодое поколение обращалось к нему за советом и вдохновением. Перемены коснулись не только Лопухова. Леонид Якобсон (1904–1975) тоже вышел на передний план. Он танцевал в бывшей Мариинке с 1926 до 1933 года, работал с Лопуховым, обожал Маяковского и Блока. Как и они, он придерживался радикального направления революции в искусстве и стремился встряхнуть балет с его самодовольной, классической, буржуазной основательностью посредством сатиры и юмора.

Увлеченный акробатикой и пантомимой и под впечатлением от балетов Фокина, свои первые танцы Якобсон поставил в 1930 году – в балете «Золотой век» на музыку Шостаковича. Но, как и Лопухову, ему было непросто вписывать свои постановки в сталинскую программу соцреализма, его возмущала и упорная привязанность драмбалета к старым классическим формам. Лучшие годы Якобсона проходили или в напряженном противостоянии режиму, или в гордом уединении. Однако в 1956 году его положение улучшилось. Через несколько месяцев после выступления Хрущева на ХХ съезда КПСС с обличением Сталина и начала «оттепели» в Кировском состоялась премьера «Спартака» в постановке Якобсона – дерзко сексуального, полномасштабного, на весь вечер, балета на оригинальную музыку Арама Хачатуряна. Это была грандиозная, подобная «Бахчисарайскому фонтану» феерия с участием более 200 танцовщиков, исполнявших откровенно эротические, в духе Айседоры Дункан, свободные танцы. При Сталине такой балет никогда бы не увидел свет. А теперь он не только исполнялся, но и был принят за образец. В 1958 году «Спартак» был поставлен в Большом Игорем Моисеевым, в 1968 году появилась постановка Юрия Григоровича (там же, в Большом)[56].

Якобсон работал не в вакууме. Это были годы, когда увидели свет «Наследники Сталина» (1951) Евгения Евтушенко и «Один день Ивана Денисовича» (1962) Александра Солженицына, когда состоялась премьера Тринадцатой симфонии (1962) Шостаковича по мотивам поэмы Евтушенко «Бабий Яр», открыто критиковавшей советскую систему. Даже имя и идеи Мейерхольда вернулись в контекст общественной жизни. Постановки Михаила Фокина, чьи работы в «Русском балет Дягилева» получили клеймо предательского эмигрантского искусства, стали выходить на советскую сцену, зачастую впервые: в 1961 году «Петрушка», премьера которого состоялась в Париже в 1911 году, был удостоен русской премьеры в Ленинградском Малом театре оперы и балета (Михайловском). Хрущевская «оттепель», конечно, была не безгранична: Пастернак был вынужден опубликовать «Доктора Живаго» в Италии, и хотя за эту книгу писатель получил Нобелевскую премию, он был изгнан из Союза писателей и подвергнут официальному остракизму. Тринадцатая симфония Шостаковича была исполнена два раза, а затем запрещена.