История балета. Ангелы Аполлона

В Советском Союзе, где было сделано все, чтобы стереть из памяти аристократическое происхождение балета (если кто и считал себя хранителями русской классики, так это у артисты Кировского), Брун был захватывающим и обескураживавшим зрелищем: взглядом на собственное утраченное прошлое и свидетельством того, что на Западе есть классические танцовщики, как минимум не хуже, а может, и лучше, чем свои³⁰.

Но ничто не могло расстроить советских людей – и Кировский театр – больше, чем драматичный побег Рудольфа Нуреева 16 июня 1961 года во время гастролей в Париже.

Нуреев был детищем советской системы. Он родился в 1938 году, его родители были крестьянами, мусульманами татарского происхождения (его мать говорила на татарском языке и читала на арабском), в молодости они вступили в партию и стали убежденными коммунистами. Отец Нуреева был на фронте, и будущая звезда рос в бедности, пока мать билась за то, чтобы обеспечить своих детей кровом и едой. Он танцевал в детском фольклорном ансамбле в Уфе, и там его заметила бывшая балерина из Мариинки Анна Удальцова (в Уфе она находилась в ссылке); Удальцова стала давать ему уроки, и в 1955 году, в возрасте 17 (!) лет, Нуреев был принят в Ленинградское хореографическое училище, по окончании которого он был принят в Кировский театр.

Его педагогом был Александр Пушкин (1907–1970). В 1930-х и 1940-х годах Пушкин работал с Вагановой и был суровым «классиком», он заставлял Нуреева шлифовать и оттачивать тяготевший к фольклору стиль. Однако вне занятий Нуреев постоянно конфликтовал с начальством. От природы любознательный бунтарь, он изучал книги зарубежных авторов и пиратские записи балетов (анализировал технику Бруна задолго до того, как увидел и влюбился в него на Западе), брал уроки английского языка и отказался вступать в комсомол. Нуреев мечтал увидеть выступление Бруна в 1960 году, но в качестве наказания его отправили в продолжительный автобусный тур в Восточную Германию. Когда Кировский был приглашен на гастроли в Париж, Нуреева точно так же планировали оставить дома. Однако французские импресарио настаивали: они видели его выступление в Ленинграде и знали, что он станет сенсацией.

Так и случилось. Провозглашенный новым Нижинским, Нуреев был бесспорной звездой Кировского театра в парижском сезоне. Но он плохо себя вел. За советскими танцовщиками в поездках на Запад обычно следил КГБ, их передвижения строго ограничивались. Артистов перевозили на заказных автобусах, им не разрешалось общаться с иностранцами или покидать включенные в программу мероприятия; шпионы и информаторы помогали обеспечивать следование правилам, и последствия отклонения от маршрута могли быть суровыми. Нуреев не обращал на это внимания: он скрывался от своих сопровождающих из КГБ, отставал от официальной группы, заводил дружбу с французскими танцовщиками и художниками и, как правило, пропадал по ночам. Жадно впитывавший все новые впечатления, он полагался на свой невероятный успех у публики: его отстранение подняло бы нежелательный международный шум. Они не посмеют.

Но они посмели. Когда артисты прибыли в парижский аэропорт, чтобы отправиться дальше в Лондон, Нуреева задержали и отвели в сторону. Как ему сказали, Хрущев лично распорядился вернуть его в Москву для «особого выступления». Кроме того, заболела его мать. В этот момент Нуреев понял, что проиграл: по возвращении в Советский Союз его, скорее всего, ожидала (в лучшем случае) ссылка в какую-нибудь глухую провинцию, запрет на выезд, жизнь в бедности, художественная несостоятельность и постоянная травля от КГБ. Тому был прецедент: танцовщика Валерия Панова, его современника, сняли с заграничных гастролей под тем же предлогом и жестоко наказали. Нуреев был безутешен, бился головой о стену, плакал и отказался расставаться со своими французскими друзьями. По счастливой случайности в Париже он подружился с Кларой Сент, богатой чилийской наследницей и невестой сына Андре Мальро, министра культуры в правительстве де Голля. Друзья позвонили ей, она примчалась в аэропорт и обратилась за помощью к французским полицейским (один из них, как выяснилось позже, был русским белогвардейским эмигрантом). Потрясенный и отчаявшийся, Нуреев вырвался из рук представителей КГБ и сдался французским полицейским: он попросил политического убежища, и полиция взяла его под защиту.