История балета. Ангелы Аполлона

Знаменательно, что Жюли Рекамье (уже достаточно средних лет) была одной из первых, кто отметил привлекательность Тальони. Она и женщины, часто бывавшие в ее салоне, надевали шарфы, кружева и покрывала и причесывали волосы «в виде облака», чтобы создать легкий, воздушный, бестелесный образ. Модные дома поспешили предоставить соответствующие аксессуары – такие как «тюрбан сильфиды». Чтобы быть воздушной, похоже, нужно выглядеть худой и бледной, и «Сильфида» поторопила моду на анемичный одухотворенный вид: «Ничего нельзя было есть, выживали только за счет воды; самовлюбленные дамы уверяли, что питаются одними розовыми лепестками»³².

Стараясь не упустить случая и воспользоваться новой тенденцией, Жан-Ипполит Картье де Вильмесан, будущий издатель известной газеты «Ле Фигаро» и влиятельное лицо в журналистских кругах, обратился к Тальони с предложением запустить модный журнал с литературным уклоном и печатать его на тонкой ароматизированной бумаге. Она дала согласие, и он, разумеется, подарил недолго просуществовавшему журналу «элегантное название, воздушное и туманное» – «Сильфида», предназначив его состоятельным буржуазным женщинам, которые так пылко отождествляли себя с ее образом. Другие предприниматели последовали его примеру. После ее выступлений в Англии скорый дилижанс из Лондона в Виндзор был назван «Тальони». Бумажные куклы для маленьких девочек и литографии с портретом Тальони в «Сильфиде» распространили ее изображение невероятно быстро и эффективно³³.

По иронии судьбы и вопреки созданному прессой безупречному образу личная жизнь Тальони нередко была сложной и несчастливой. В 1832 году она вышла замуж за обедневшего дворянина по имени Жильбер де Вуазен. Неизвестно, был ли это брак по любви: позднее Тальони заявляла, что был, однако Бурнонвиль вспоминал, что по-настоящему она любила некоего итальянского музыканта и просто подчинилась воле родителей, мечтавших получить дворянский титул. Так или иначе, свидетельство Тальони о браке включает перепись значительного состояния и материальных ценностей, а также тщательно прописанные условия того, что они будут принадлежать ей в случае, если они разведутся. Спустя четыре года пара распалась и в итоге развелась: Вуазен был игрок и пьяница, он транжирил деньги Марии и прилюдно устраивал отвратительные сцены. Они развелись, но она продолжала его поддерживать.

Потом она влюбилась в одного из своих верных поклонников. Эжен Демар был ей абсолютно незнаком, когда сразился за ее честь на дуэли, после чего они стали неразлучны. В 1836 году у них родился (вне брака) ребенок, но три года спустя в результате несчастного случая на охоте Демар погиб. Тальони вновь родила в 1842 году, и хотя в свидетельстве о рождении указан отец – Жильбер де Вуазен, настоящий отец не известен (им мог быть русский князь). Сама Тальони высказывалась на этот счет предельно осторожно. В своих неизданных мемуарах она «опустила занавес» над темой своей личной жизни, оставив лишь светские комментарии о своем искусстве. Но в записных книжках она более откровенна, и переписанные ею пассажи свидетельствуют о страстной и пылкой натуре и непрерывной внутренней борьбе, желании примирить страсть с не менее сильным чувством буржуазной собственности. Например, там есть полные боли описания «мук» адюльтера и неразделенной любви и сентиментальные признания достоинств брака и материнства. Убедительно звучат развернутые, аккуратно переписанные Марией размышления писательницы-феминистки Фредерики Бремер об опасностях, которые подстерегают «страстных» женщин, вынужденных ради поставленных целей вырваться из предопределенного для них «удушающего круга»: они будут страдать. Судя по всему, это и произошло с Тальони, причем в стиле и духе романтизма³⁴.

В 1837 году Мария Тальони оставила Парижскую оперу и до завершения карьеры в 1847 году ездила с выступлениями по всему континенту – от Лондона до Санкт-Петербурга. Опера отпустила ее, потому что в труппу была принята ее главная соперница – Верон пригласил венскую балерину Фанни Эльслер. Ее стиль значительно отличался от стиля Тальони: она была земной и обольстительной, «язычницей» и вообще «тем, что нравилось мужчинам» (опять Готье), ее облик был откровенно чувственным и сексуальным, а не одухотворенным. Действительно, танец Эльслер был напрямую связан с одержимостью романтизма экзотическими культурами и дальними странами³⁵.