История балета. Ангелы Аполлона

Она славилась ярким исполнением цыганских танцев, итальянских тарантелл, венгерских мазурок и особенно испанских болеро. Болеро в ее исполнении, по замечанию Готье, было далеко от аутентичного. Танец зародился в Испании XVIII века и был городским танцем низших сословий, включавшим цыганские танцевальные формы, элементы итальянской акробатики и некоторую утонченность французского благородного стиля. Главное, в болеро воплощался дух национальной гордости, отражалось противостояние Франции, иностранному влиянию и использованию местных традиций в политических целях. Эльслер в парижской версии этого танца стремилась передать «испанское чувство», но на самом деле это был балетный танец – классические па и средства выражения, только с кастаньетами и черной мантильей. Французы были очарованы, но Готье, посетив Испанию, огорчился: «Испанские танцы, – сетовал он, – есть только в Париже, как морские раковины, которые можно найти лишь в антикварных лавках и никогда – на морском берегу»³⁶.

Как и Тальони, Фанни Эльслер стала звездой мирового уровня: ее изображение повсюду печаталось и красовалось на табакерках, декоративных веерах и сувенирах. Прекрасно зная, что знаменита, она так нигде и не обосновалась: вместе с сестрой (которая исполняла мужские партии и была ее любимым партнером) она периодически выступала на сцене Парижской оперы с 1834 по 1840 год, но также танцевала в Вене и Лондоне и в конце концов покинула столицу Франции и отправилась гастролировать, причем в дальние страны: она танцевала в Северной Америке, на Кубе (дважды) и в России. В Соединенных Штатах она выступала в театрах по всему Восточному побережью с огромным успехом, представив смешанную программу из классических балетов, испанских народных танцев и английских хорнпайпов. Восторженные зрители сами впрягались в ее карету и катали по улицам, магазины запасались ботинками, подвязками, корсетами, зонтиками, сигарами, ваксой, мылом для бритья и шампанским «как у Фанни Эльслер». Лодкам, лошадям и детям давали ее имя, в Вашингтоне Конгресс раньше заканчивал работу, чтобы успеть на ее выступления.

Между тем молодые танцовщицы, сменившие Тальони на сцене Парижской оперы, старались подражать ее стилю, но так и не смогли выйти из ее тени. Потому что Тальони была действительно уникальна: в ней была та природная харизма, что придавала ее танцу размах и глубину, которые невозможно повторить. Это было необыкновенное сочетание врожденного дарования и ее собственной невероятной способности впитывать и отображать эмоциональное состояние своего времени с помощью балетной техники и выразительных средств балета. Более того, как все харизматичные фигуры во всех сферах искусства и политики, Тальони оставила после себя ощутимый след и долгую память. В самом деле, пройдет немного времени, и «Сильфида» уже станет предметом ностальгии, а на свет появится новый балет – «Жизель».

Как «Сильфида», так и «Жизель» основаны на литературных источниках. С одной стороны, это Шатобриан, Нодье и ранний французский романтизм, с другой – Теофиль Готье (1811–1872), соавтор либретто «Жизели», который унаследовал разочарованность предыдущего поколения и вместе с тем определил направление «сплина» Бодлера.

Готье был моложе Шатобриана и Нодье, но и его постигло глубокое разочарование после революции 1830 года: ему представлялось, что правление Луи-Филиппа фатально катится к буржуазной посредственности. Более того, как и они, Готье был склонен к мечтательности, его одолевали фантазии (часто эротические), и тянуло ко всему сверхъестественному. Как вспоминала его дочь, «ему казалось, что он окружен мистическими силами и потоками энергий». Его порой скандальные выступления и вызывающие наряды, страстные порывы и увлечение призраками, привидениями и потусторонними явлениями свидетельствовали о бурной и стойкой malaise[28]. После его смерти Флобер сказал, что он «умер от отвращения к нынешней жизни»³⁷.

Готье и Гейне дружили и сошлись на том, что искусство должно быть откровенно чувственным, женственным и роскошным. «Красота – это отсутствие обыденности, – писал Готье к Гейне в начале 1830-х годов. – Я мечтаю об изысканной, аристократичной, искрящейся литературе». Балет стал страстью всей его жизни, и Сильфида – Тальони казалась ему олицетворением поэтического чувства и его собственного фантастического миропонимания. А это, говорил он, – история художника в поисках недосягаемого идеала. Он ставил Тальони в один ряд с «величайшими поэтами нашего времени» – высочайшая оценка, так как, в понимании Готье, поэты – не просто сочинители, а путеводные звезды духовности и эмоциональности. «Жизель» (1841), на создание которой Готье вдохновили Гюго, Гейне и воспоминания о «Сильфиде», стала его данью романтизму³⁸.