Образ Тальони жив и сегодня, но ее влияние на современников было менее значимым. Когда в 1848 году в Париже разразилась революция, легкий и божественный романтический балет уже прекратил свое существование. Он был привязан к переживаниям своего поколения и исчез вместе с ними. Мария Тальони ушла со сцены в 1847 году, но она периодически давала уроки и репетировала с балеринами; Эльслер последовала ее примеру в 1851 году. Филиппо Тальони отправился в Санкт-Петербург и Варшаву, в 1849 году в Санкт-Петербург уехал Перро, Гризи на короткое время – тоже. Нодье умер в 1844 году, Шатобриан – в 1848-м, остальные поэты и писатели романтики их поколения постарели. Гюго отправился в изгнание. Готье и Гейне продолжали писать для балета, но их либретто тяготели или к серьезным литературным сюжетам («
В результате переворота, совершенного Луи Наполеоном в декабре 1851 года, и установления во Франции годом позже Второй империи танец утратил свою поэтичность – и перенял у полусвета фривольность и соблазнительную эротичность. Мюзик-холл, головокружительная, с высокими прыжками, виртуозность и зрелищность пришли на смену возвышенному романтическому балету: «
Если романтический балет увядал, то публичный коммерческий театр был крайне востребован. Вторая империя и последовавшая за ней Третья республика стали свидетелями сенсационного подъема доступных зрелищ (которым часто потакали чиновники, считавшие развлечения своеобразным способом контролировать общество): появились «Фоли-Бержер» и «Мулен Руж», концерты под открытым небом, возникли новые действа, во множестве давались пантомимы, магические шоу, кукольные представления и костюмированные балы[29]
. Были даже любительские театрализованные праздники, где целые балеты исполнялись светскими дамами и джентльменами, одетыми нимфами и сильфами. Немолодую Марию Тальони однажды заметили на таком балу – она явно чувствовала себя не в своей тарелке и выглядела напряженной «с поджатыми губами и очень строгим видом». И хотя Парижская опера продолжала получать существенные государственные субсидии и поддерживала устоявшиеся традиции, благополучной в художественном плане она уже не была. Балетная труппа все больше казалась собственностью мужчин из жокейского клуба и слыла, как отметил современник, неудачно замаскированным «рынком девочек»48.Более того, так как новое поколение литераторов, отвернувшись от романтизма, обратилось к реализму, ослабла их некогда живая связь с балетом. Увлеченные идеями естественных наук и позитивизма, писатели поставили свое перо на службу клинически точного описания характеров и общественной жизни. Наблюдение и изучение заменили воображение в подходе к искусству. «Я не могу написать ангела, – говорил Гюстав Кюрбе, – потому что ни одного не видел». «Реальный мир, что открывает нам наука, – настаивал писатель Эрнест Ренан, – гораздо лучше фантастического мира, созданного воображением». Балет не мог оставаться прежним: связанный с эстетикой идеализма, духовности и женственности, он утратил значение для писателей. Казалось, только братья Гонкуры еще заботились об искусстве, сосредоточившись на старинных, XVIII века, формах (и балеринах) в стиле рококо, рассматривая их сквозь призму собственных эксцентричных и эротичных задач49
.