История дождя

Но Эней не ответил. Дым не спешил. Он дал мне время подумать «Здесь мне будет хорошо», а сам медленно, как и положено дыму, начал пожирать комнату. Он нашел открытые ящики моего комода, нашел мою одежду, нашел мои музыкальные записи, мою коробочку с заколками и щетку для волос. На мгновение я представила, что пол и стены исчезли, и крыша тоже, и моя кровать стоит одна в пламенеющем небе, окруженная огнем. На мгновение я подумала о левитации, о том, что посредством дыма меня вызвали на небо, и вот я уже там, и скоро я услышу голос Преподобного.

И наступил тот прекрасный момент, когда страх исчез. Я была мертва.

И сдвинула пуховое одеяло ниже на дюйм, чтобы лучше слышать Его.

Но дым, который был везде, вошел в меня, и я услышала только собственный вздох, хрип и кашель. Я потянула пуховое одеяло, но оно не сдвинулось с места, и встала с кровати, но только в своем воображении. Я чувствовала, как прошла сквозь дым, выбежала из двери, звала «Папа! Папа!» и разбудила весь дом прежде, чем огонь взял нас всех, — но я отключилась и слишком поздно обнаружила различие между сном, бредом и смертью.

А теперь резкая смена кадра: меня несут вниз по лестнице; руки моего отца; наш дом неузнаваем из-за дыма; в зеркале скачут языки пламени; Бабушка и Мама в ночных рубашках стоят в садике перед домом; «О, Рути!»; Гек лежит на траве и скулит; автомобили и тракторы с включенными фарами; Джимми Мак и Мойра Мак с одеялами; шланг, ведра, беготня; голоса.

Поскольку мы рядом с рекой, поскольку было так сыро, что все пропиталось водой, и дождь полностью владел нашими душами и телами, наш дом не сгорел дотла. А всего лишь тлел.

Причиной огня не была ни Пятидесятница[682], ни рвение. Причина была мирской — пламя занялось из-за дымовой трубы. Огонь проник через старую каменную кладку и в конце концов нашел себе пищу в древних деревянных балках под крышей, но встретил сопротивление со стороны мокрого шифера крыши. Прежде чем пожарная команда из Килраша добралась к нам, огонь успел погаснуть, но раз уж пожарные прибыли, то тщательно залили внутренности дома. Вода даже поднялась по дымовой трубе, капала со стропил. Упрямые черные лужи обосновались на каменных плитах пола, на полках, в чайных чашках, блюдцах и стаканах, на сиденьях наших кожаных кресел и под линолеумом в ванной. Последняя лужа оставалась неделю и высохла только после того, как стало совершенно ясно — с этого времени наш дом будет безнадежно испорчен и покрыт пятнами, а запах огня и воды сохранится на веки веков.

Мама, Бабушка и я пошли к Макам. Мальчики — их было трое — отдали мне свою комнату. Наверное, я все еще была в шоке, все еще не была уверена, что спасена. Я лежала в постели, теплой и продавленной семейством МакИнерни, и в надцатый раз пыталась постичь, почему именно Суейны были избраны для бедствия.

Глава 5

Было бы легче, если бы нас поразила молния. Это имело бы своего рода смысл, позволило бы людям, обладающим особым умом, обрести в древесном угле положительный момент, поскольку таким способом мы были избраны. Было бы легче, если бы я написала «Мой отец возгорелся». Или «Стихотворения взорвались». Или «То, что было у отца в сердце, дошло до точки воспламенения».

Но я знаю, что на самом деле произошло. Я знаю, что это не могло быть простой случайностью.

Мы хотим, чтобы у мира был сюжет.

Огонь в дымовой трубе — это не сюжет.

То, что мой брат случайно утонул, это горестное событие, но разговоры о нем не прольют на него свет и не придадут ему смысл.

Случилось то, что случилось. События последовательны только в том смысле, что они следуют одно за другим. И когда они так следуют — я твердо знаю это, — мы становимся повествованием. Я знаю, что наша семья ждет своего повествователя. Но в чем же смысл?

В течение десяти дней Мама, Бабушка и я оставались у МакИнерни, а мой отец работал, восстанавливая дом. Фаха хороша в кризисе. Ему помогали все, но главным образом Джимми Мак и Мейджор, которые отложили свои обычные дела, вынесли наружу то, что было внутри нашего дома, сложили все в сенной амбар и к вечеру накрыли серым полотном.

Через неделю я вернулась к учебе и на некоторое время добавила к своей ауре великолепие разрушительного пожара. Я не спекулировала на этом. На занятиях такой нимб несуразен. Но все равно у меня были тошнота, головокружение и плавающие крючки в глазах, и я боялась запаха гари.

И однажды, когда день был влажным, равнодушным и ничего не обещавшим, как и любой другой, когда не было даже намека на то, что настал «Тот самый день», я вошла в дом Маков и спросила Маму, как идут дела с нашим домом.

— Хорошо идут, — ответила она, — скоро мы будем дома, Рути.

Не поверив, я решила увидеть все своими глазами.