В доме моего отца не было. Парадные и задние двери открыты. Мне хочется рассказать, что играла музыка. Мне хочется рассказать, что работал кассетный магнитофон и звучал Моцарт. Я люблю слушать, как он взрывается, великий, радостный и торжествующий. Я люблю, когда весь дом заполнен музыкой… Но никакой музыки нет, я еще не готова так далеко углубиться в повествование. Дом пуст, полы и все влажные поверхности покрыты газетами
Мой отец совершенно неподвижно стоял возле того места, где утонул Эней. Гек сидел рядом.
— Папа!
Пришлось окликнуть его еще раз. Лишь тогда он повернулся, и на его лице появилась мягкая улыбка со складочками по сторонам рта, но глаза были самыми печальными, какие я когда-либо видела.
— Эй, папа. Здравствуй.
Возможно, у всех нас есть мгновенное предвидение, которое, хоть и редко случается, запечатывает наши сердца как раз настолько, чтобы они могли вынести то, что вот-вот произойдет. Я повернулась к реке и увидела страницы, которые я сначала приняла за белые барашки волн, ведь стекла моих очков были покрыты мелкими каплями мороси. Страницы были уже далеко, казались маленькими, и стремительный поток уносил их на запад. Я не сразу поняла, что те страницы были стихами, но заранее знала, каков будет ответ, когда спросила Папу, почему он так поступил.
— Они ни на что не годны, Рут.
Я промолчала. Лучшая Рут кинулась бы за ними, та Рут, которая не боится реки. Я же молча стояла и смотрела, как стихи исчезают. Кроме моих собственных мучений, я ощущала и Папины, ведь я знала, чего ему стоило бросить стихи в реку. И еще знала, что Авраам и Преподобный были тут, рядом с нами. Папа думал, что провалил экзамен на Невозможный Стандарт и все, что делал, завершалось неудачей. Он потерял сына в реке, а позже едва не потерял всех нас в огне, потому что даже не заметил распространения пожара, — настолько был занят сочинением стихотворения, которое теперь счел ни на что не годным.
Мне кажется, я уже знала, что из Лондона придет письмо, что Мама вскроет конверт в углу Почтового Отделения Фахи, что я буду смотреть, как она читает, что услышу быстрый вдох вздох, возьму у нее из рук письмо и прочитаю: «
Мы вернулись в наш дом. Мой отец был тихим, каким бывает человек, когда в душе у него пепел.
По-своему колоритный Отец Типп принес комплект Йейтса, оставленный кузеном из Типперери, не знавшим вкусов нашего священника. Там были книги в твердом переплете —
— Для них нужен более тонкий ум, чем мой, — сказал священник.
Стоило моему отцу взять книги в руки, как его подбородок задрожал, и чтобы помешать слезам потечь потоком, пришлось поднять лицо к потолку. Никакие слова не могли бы выразить величие момента.
— Спасибо, Отец, — только и смог сказать Папа.
Если бы у него могли вырасти крылья, то сейчас для них было бы самое время. Теперь он целыми днями сидел в комнате Энея под самым небом, читал Йейтса и возносился.
На третий день я пришла домой после занятий, вошла в кухню и крикнула
— Папа, я…
И больше я ничего не сказала, потому что прямо передо мной, за столом, под окном в крыше, в бледном свете дождя мой отец был мертв.
Глава 6
Так сказали медсестры.