История древнерусской литературы

Перед лицом масштабных действий, связанных с учеными изысканиями, проводимыми сторонниками «подлинности» «Слова», традиция «скептической» школы выглядит скорее ограниченной и кроме того прерывистой. Среди «скептиков», хотя и в различной степени, — такие исследователи, как Н. П. Румянцев (1754 — 1826), М. Т. Каченовский (1775 — 1842) и О. Сенковский (1800 — 1858). Решительное наступление против «Слова» было, однако, предпринято в нашем столетии — прежде всего по инициативе французского слависта Андре Мазона (1881 — 1967), который частично использовал аргументы, сформулированные другим французским исследователем Луи Леже (1843 — 1923). На скептические утверждения Мазона, которые имеют целью окончательно доказать, что «Слово» — это «фальшивка» XVIII в., в энергичном полемическом тоне ответил из Соединенных Штатов Америки находящийся там в эмиграции русский филолог Роман Якобсон (1896 — 1982). Якобсон убежден, как, впрочем, преобладающее большинство современных исследователей на Западе и в России, не только в том, что «Слово» является действительно средневековым произведением, но и в том, что его можно датировать (в первоначальной редакции, которую сам Якобсон попытался лингвистически реконструировать) временем, ненамного отстоящим от событий, главным действующим лицом которых в 1185 г. был Игорь Святославич.

Аргументы, представленные Якобсоном на основе внушительного количества дат, были не только широко приняты на Западе, но также высоко оценены в России, где местные «скептики» были осуждены официальной наукой. Некоторым русским «скептикам», как, например А. А. Зимину (1920 — 1980), была затруднена публикация большей части их собственных исследований.

Действительно, кажется трудным на современном уровне наших знаний гарантировать правильность гипотез о «подделке» XVIII в. Чем больше «Слово» будут исследовать и постигать, тем отчетливее будет ощущение, что никто в XVIII в. не мог «сфабриковать» ничего подобного. Остается, тем не менее, убедиться, отдавая предпочтение его подлинности, на самом ли деле можно датировать текст в том виде, а в котором мы его знаем, концом XII в. Остальные гипотезы остаются открытыми, и среди них гипотеза, которая не противоречит тому, о чем свидетельствует весь комплекс письменной цивилизации Древней Руси: о том, что текст мог быть переделан, адоптирован или скомпилирован в эпоху, которую необходимо уточнить (во всяком случае в «древнюю» эпоху), писцами-редакторами на основе более ранних текстов. Если бы эта гипотеза оказалась убедительной, то едва ли было бы целесообразным искать возможного автора среди современников Игоря Святославича. Имена, которые предлагались в связи с этим (от некоего писца Тимофея до певца Митусы и военного предводителя Рагуила Добрынича), могли бы всего лишь указать нам некоторые пути определения источников или образцов дошедшего до нас текста.

Исследования по поводу возможного «фальсификатора» дали возможность пролить свет на среду, в которой сохранилось «Слово». Внимание исследователей остановилось в связи с этим на архимандрите Спасо-Ярославского монастыря Иоиле (в миру Быковский). Существовали мнения, что именно он был тем, кто продал Мусину-Пушкину всю Коллекцию рукописей, часть которой составлял сборник № 323, позднее сгоревший в Москве в 1812 г. В то же время последние исследования Г. Н. Моисеевой указывают в качестве инициатора всей этой сделки Ростовского и Ярославского архиепископа Арсения Верещагина, которому даже принадлежит решение закрыть в 1787 г. Спасо-Ярославский монастырь, «секуляризировавшее» в определенном смысле также его книжное достояние. Архимандрит Иоиль был довольно образованным монахом. Его хорошее знакомство с латинской и польской культурой должно было воспитать в нем критический образ мышления. Из этого отнюдь не следует, что сборник № 323 произвел на него какое-то особое впечатление, поскольку, как кажется, речь шла об обычной, привычным образом составленной антологии. Кроме «Слова», в нее были включены: «Хронограф», относящийся к эпохе Смутного времени, «Временник» и другие сочинения.

«Обвиняемые» — архимандрит Иоиль или архиепископ Верещагин — должны были бы быть оправданы, по крайней мере за недостатком доказательств. Но даже если бы внешние условия передачи текста оказались нормальными, «обвинители» могли и могут все же постоянно настаивать на недостатке прямых документальных подтверждений. До сих пор это серьезное затруднение ученые изыскания могли разрешить лишь отчасти.

Первое указание на текст, заимствованный из «Слова» и который можно действительно отнести к древнерусской эпохе, было найдено К. Ф. Калайдовичем. Он обнаружил на последнем листе «Апостола» 1307 г. запись, в которой говорится: «Сего же лет(а) быс(ь) // бои на руськой земли, ми//хаилъ съ юрьемъ о кня//женье новгородьское при // сихъ князехъ сеюшется //и ростяше оусобицамъ. // гыняше жизнь наши // в князехъ которы и ве//ци скоротишася ч(е)л(о)в(е)комъ»[52].