История древнерусской литературы

Если мы обратимся к фрагменту текста, основывающемуся на логико-синтаксическом единстве, не трудно, кажется, выделить обширные исоколико-акцентированные ряды. Тем не менее в некоторых местах исоколическое прочтение, если даже оно и возможно, не является исключительно обязательным. Таким образом, можно предположить, что сосуществование различных метрических и просодических схем является результатом большой квалифицированной работы некоего редактора-компилятора.

Подобного рода наблюдения и гипотезы на самом деле должны быть подкреплены более широкими сравнительно-историческими исследованиями, чем те, которые проводились до сих пор. Лингвистический анализ может еще внести решающий вклад. Формы, которые считались аномалией первыми интерпретаторами, оказались на самом деле намного менее непонятными благодаря углублению наших знаний по истории языка (и это является серьезным аргументом против утверждения о подделке XVIII в.: никто из фабрикаторов псевдо-древних текстов не мог заимствовать формы, неизвестные филологии того времени). Наше исследование возможных пластов текста на уровне морфологии может быть подкреплено аналогичными наблюдениями, рассматривающими ритмико-синтаксические структуры.

Однако следует подчеркнуть следующее. Исоколико-акцентированная структура присутствует как в «Слове», так и в тех местах Лаврентьевской и Ипатьевской летописей, где рассказывается о том же самом походе Игоря Святославича. Эта констатация, даже если принять во внимание намного более богатую риторическую гамму, которая определяет стиль «Слова», как кажется, предоставляет новый аргумент против тезиса о стилистической аномалии сочинения, средневековое происхождение которого ставилось под сомнение.

Читая «Слово», нельзя отказаться от постоянного сравнения — тематического, семантического и формального — с двумя летописными сообщениями. Было бы неверным утверждать, что Лаврентьевская и Ипатьевская летописи излагают факты, в то время как «Слово» интерпретирует, комментирует их и в определенном смысле «воспевает». Действительно, летописные сообщения не в меньшей степени, чем «Слово», стремятся сформулировать еще и «мораль басни». Нет никакого сомнения в различном характере повествования, но это совсем не означает, что в основе нет общего дидактической тенденции.

С другой стороны, и на уровне повествовательных структур имеются значительные совпадения. Это видно наиболее отчетливо при сравнении изложения событий в «Слове» и в Ипатьевской летописи. Действительно, рассказ Лаврентьевской летописи намного более краток, менее обработан и оставляет ощущение пересказа, в котором отсутствуют обширные повествовательные мотивы.

Однако в центральных пунктах повествования всех трех текстов, которые передают историю Игоря Святославича, — те же самые узловые эпизоды. Когда Игорь собирается выступить в поход, затмение солнца предстает перед его глазами и перед глазами его спутников как предостерегающий знак.

Лаврентьевская летопись: «... месяца мая въ 1 день на память святага пророка Иеремия в середе на вечерни бы знаменье въ слънци и морочно бысть велми, яко и звезды видети человекомъ кь очью, яко зелено бяше и въ слънци учинися яко месяць из рогь его яко угль жаровъ исхожаше. Страшно бе видети человекомъ знаменье Божье... Того же лета здумаша Олгови внуци на Половци, занеже бяху не ходили......»[54]

Ипатьевская летопись: «... идутцимъ же имъ к Донцю рекы в годъ вечернии. Игорь жъ возревъ на небо и виде слънце, стояще яко [91] месяць, и рече бояромъ своимъ и дружине своей: видите ли, что есть знамение се? Они же, узревше и видиша вси и поникоша главами и рекоша мужи: “Княже, се есть не на добро знамение се”. Игорь же рече: “Братья и дружино, тайны Божия никто же не весть, а знамению творець Богь и всему миру своему, а нам, что створить Богъ или на добро или на наше зло, а то же намъ видити"».[55]

«Слово»: «Тогда Игорь възре на светлое солнце и виде оть него тьмою вся своя воя прикрыты. И рече Игорь къ дружине своей: “Братие и дружино! Луце жь бы потяту быти, неже полонену быти, а всядемъ, братие, на свои бръзыя комони да позримъ синего Дону”».[56]

Поражение войска Игоря открывает годину рыданий, скорби и раскаяния для всей «Русской земли», которая чувствует себя пораженной справедливым Божественным гневом.

Лаврентьевская летопись: «... и побежени быша наши гневом Божьимъ. Князи вси изъимани быша, а боляре и велможа и вся дружина избита, а другая изъимана и та язвеена. И възратишася с победою великою Половци, а о наших не бысть кто и всть принеса за наше согрешенье. Где бо бяше в нас радость, ноне же въздыханье и плачь распространися. Исаия бо пророкь глаголить: “Господи, в печали помянухом тя и прочая...”»[57]

Ипатьевская летопись: «... наведе на ня Господь гне'въ свои, в радости место наведе на ны плачь и во веселье место желю на реце Каялы....»[58]