История европейской философии: курс лекций

Психологическая сущность религии, по его твердому убеждению, имеет основание в природе человека, но не в познавательно-теоретической сфере этой природы, а в эмоционально-практической сфере. Поэтому все суждения религии не должны подводиться под рубрику «знание», к чему стремились деисты, а могут быть подведены лишь под рубрику «вера». В этой замене религиозного «знания» религиозной «верой» Юм повторяет позицию своих предшественников – Фрэнсиса Бэкона и Томаса Гоббса – и противопоставляет её позиции Джона Локка и деистов.

Что касается исторической религии, т. е. современного ему церковного христианства, в котором он вряд ли считал необходимым различать католиков, англикан и кальвинистов, то его отношение к ней было скептически-безразличным. Однако Юм никогда в своих письменных текстах, относившихся к теме исторической религии, не выражал атеистических убеждений. Только скептицизм[161].

И заключительным выводом его рассуждений о сущности и истории естественной (= исторической) религии был тот же вывод, которым он заканчивал свой анализ деизма, – необходимость суждения естественной религии квалифицировать в качестве суждений «веры», но не в качестве суждений «знания». То, что недоступно внешнему опыту, т. е. восприятию через органы внешних чувств, не может быть знанием, но может быть только верой.

Ничего подчёркнуто пренебрежительного в такой квалификации суждений исторической религии нет. Стоит вспомнить, что под категорию «веры» Юм подводил не только суждения исторической религии, но и суждения деизма и, даже, суждения естественной науки.

Этика

Последовательный скептицизм Юма, проведённый им в теоретической части своей философии, привёл к тому, что в практической части философии, этике, теоретический (= познавательный) элемент был оттеснён на задний план, а ведущее положение в нравственной сфере было отдано эмоционально-волевому началу. Здесь уместно вспомнить, что античная классическая (= рациональная) философия в лице Сократа считала, что этические нормы определяются теоретическими истинами, доставляемыми рациональной философией. Но эмпирик Юм думал иначе.

Он считал, что исходным элементом, определяющим, в конечном счете, всё поведение человека, являются чувства удовольствия и неудовольствия, которые отождествляются с обычным пониманием, соответственно, добра и зла. Чувство удовольствия и чувство неудовольствия, естественно, дифференцируются в различные степени, что со временем приводит к возникновению сложных иерархических систем проявления добра и зла.

Склонность человека к удовольствию и, следовательно, к добру и отвращение от неудовольствия и, следовательно, от зла принимает устойчивый характер под воздействием ещё одного чувства, которое является модификацией чувства удовольствия, а именно – чувства необходимости и потребности общения с другими людьми[162].

Понимание сущности этики, представленное Юмом, есть повторение понимания сущности этики, впервые возникшего среди афинских софистов V века до Р. Х. и в истории философии связанное с именами Аристиппа (435–355) и Антисфена (444–368). Оба эти мыслителя считали, что смысл человеческого поведения состоит в практическом достижении счастья, а счастье есть преобладание удовольствий в наличных душевных переживаниях индивида. Аристипп считал, что удовольствие есть физиологическое наслаждение и, следовательно, счастье есть накопление наслаждений. Такая теория получила впоследствии название «гедонизм». Антисфен считал, что удовольствие есть отсутствие неудовольствий (= страданий) и, следовательно, счастье есть состояние душевного спокойствия, которое и есть косвенное свидетельство наличия счастья в жизни индивида. Такая теория впоследствии получила название «эвдемонизм». «Гедонизм» в силу своего вздорного характера никогда философски всерьёз не воспринимался. Но «эвдемонизм» закрепился, впоследствии был подтверждён и поддержан Эпикуром (341–270), в Возрождение был возобновлен в секулярной части западноевропейского общества, а в Новое время даже возникла его модификация в виде «утилитаризма» Иеремии Бентама (1748–1832).

Такое понимание сущности этики к собственно этике не имеет отношения. Ведь общеизвестно, что собственно этика может мыслиться только как нормативная этика. Это значит, что в основу норм поведения может быть положена исключительно только категория «долга» и ничто другое. Этика может быть только «этикой долга», иначе этика просто обессмысливается и становится непригодной для практического достижения своей основной цели – регулирования социального поведения индивидов.