История философии. Средние века

Согласно Фоме Аквинскому, естественный закон – это «проявившееся участие вечного закона в наделенной разумом твари». Если смотреть на это с антропоморфной точки зрения, то можно сказать, что в человеческой природе Бог вечно видит свершения, которые являют объективный ход ее развития или развертывания, а также действия, несовместимые с объективным развитием. Когда человеческий разум провозглашает для себя естественный закон, он как бы соучаствует в вечном божественном законе, в божественном замысле, – замысле, который не устанавливается божественной волей, но по смыслу заключает в себе образ Бога, повторяющийся определенным способом в каждом существе. Если бы нравственный закон зависел от случайностей божественного выбора, то он мог бы стать известным только через откровение. Однако, хотя для человека божественная воля включает в себя идею человеческой природы, она, то есть природа, может быть познана посредством разума, исключая всякую мысль о Боге. Проще говоря, все это может быть в принципе познано человеческим разумом, поскольку здесь просто предполагается идея человеческой природы и не затрагивается свободное призвание человека Богом к его сверхприродной цели. Вследствие чего, несмотря на наличие утверждаемых Фомой отношений между естественным законом и вечным божественным замыслом, тут остается достаточно места и для философской этики. И только в более позднее Средневековье богословский авторитаризм стал занимать ведущее положение в этике.

Что касается отношения между естественным моральным правом и точно определяемым государственным законодательством, то Фома, как, впрочем, и следовало ожидать, доказывал, что законодательство должно соответствовать естественному моральному праву. В случае если же установленный закон несовместим с естественным моральным правом, то «это будет не закон, а искажение закона». Таким образом, законам ни при каких обстоятельствах не следует подчиняться, если они противоречат моральному праву[224]. Отношения между реальными законами государства и моральным правом, тем не менее, нельзя адекватно определить, просто заявив, что первые должны соответствовать последнему. Поэтому Фома рассматривает реальный закон в виде функции, четко определяемой естественным законом, как предусматривающий правовые санкции, которых не хватает в противном случае. Например, если утверждается наличие естественного права частной собственности, а также запрет на нарушение чужих прав, то учреждается закон против воровства, который необходимо четко определить в границах реального закона, а также за его нарушение установить соответствующее наказание. Отсюда, тем не менее, необходимым образом не следует, что каждый вид нарушения морального права следовало бы запретить, а нарушителей наказывать при помощи государства. Во всех случаях законодателю следует иметь в виду всеобщее благо, хотя само законодательство не всегда действительно пригодно для его защиты. Возможно, оттого Фома, в отличие от многих из тех, кто сегодня уделяет внимание этому моменту, рассматривает взаимоотношения между этикой и реальным законодательством. Из этого факта, тем не менее, нельзя сделать вывод, что каждому моральному принципу должен соответствовать законодательный акт. С его точки зрения, критерием общего блага является польза или выгода. Если бы Фома Аквинский жил в плюралистическом обществе, то, наверное, оказался сторонником несомненно более либерального взгляда, в соответствии с которым христианин мог бы на разумных основаниях требовать, чтобы его нравственные убеждения были отражены в государственном законодательстве.

Адаптированная к христианству Фомой Аквинским аристотелевская этика, согласно которой человек достигает своей окончательной цели или конечного блага, созерцая Бога на небесах, представляет собой теистическую интерпретацию действительности. Отсюда возникает вопрос – способна ли, с точки зрения Фомы, философия доказать бытие Бога. Таким образом вопрос – может ли существование Бога быть выявленным с достаточной определенностью – становится одним из первых вопросов в обоих «Summas»[225]. Эту проблему Фома рассматривает как верующий христианин, чье мировоззрение теоцентрично. Он не откладывает в сторону свои личные убеждения, когда рассматривает проблему существования Бога, а чтобы затем вновь принять ее как результат своих доказательств. Отсюда, однако, не следует, что он считал свои доводы доказательствами достаточными, чтобы убедить непредубежденного и благожелательно настроенного атеиста или агностика. Возможно, для кого-то этот факт станет поводом представлять его доказательства существования Бога простыми иллюстрациями того, как верующий человек может смотреть на мир. На самом деле было бы исторически неверно приписывать подобную точку зрения самому Фоме Аквинскому.