По всей видимости, Сигер ответил на тракт Фомы Аквинского. Если это так, то сочинение утеряно, а отдельные отрывки из него цитирует Агостино Нифо[241]
, называя источником трактат «Об интеллекте» («De intellectu»). И поскольку отрывки, скорее всего, заимствованы из трактата Сигера «О разумной душе» («De anima intellectiva»), можно предположить, что сочинение «Об интеллекте» было другой, наскоро написанной в ответ святому Фоме работой. В этом сочинении Сигер отстаивает учение о наличии единого разума у всех людей, одновременно пытаясь ответить на те возражения, которые выдвигал святой Фома. Тем не менее, в трактате «О разумной душе», написанном несколько позже, перед кончиной святого Фомы[242], Сигер несколько меняет свою позицию. В то же самое время, что, впрочем, представляется неправдоподобным, он в значительной степени трансформировал свое учение, так как в конце 1276 года по требованию инквизиции должен был предстать перед ее трибуналом. Сигер покидает Францию до марта 1277 года, когда епископ Парижский (в ответ на требование папы Иоанна XIII расследовать заблуждения, распространенные в университете) вызывает его, чтобы предъявить обвинение, в общей сложности состоявшее из 219 пунктов.В результате Сигер вынужден уехать в Италию, где, по-видимому, обратился к суду Святого престола. Что случилось потом, не совсем ясно, хотя, скорее всего, обвинения в ереси были с него сняты. Скончался он в Орвьетто, точнее, был убит своим сошедшим с ума секретарем. Поскольку Иоанн Пекхам упоминает о его смерти в письме, написанном примерно в конце 1284 года, то, скорее всего, это событие произошло в этом году или несколько раньше.
Ван Стеенбергеном было приложено немало усилий для того, чтобы представить Сигера верующим христианином. Но ведь, не будь он христианином, трудно было бы объяснить тот факт, что Данте, помещая пророка Мухаммеда в аду, а Авиценну и Аверроэса – в его преддверии, не только возносит Сигера на небеса, но и вкладывает хвалу по его адресу в уста святого Фомы Аквинского. Проблема, однако, состоит в выяснении того, насколько сам Сигер придерживался учений, связанных с его именем. Ибо в трактате «О разумной душе» он прямо говорит, что дело философии скорее разъяснять мнения философов, нежели истину. Одновременно с этим в своей статье, посвященной некоторым книгам «Метафизики» Аристотеля, он замечает, что не следовало бы скрывать мнений Аристотеля, даже если они противоречат истине. Очевидно, что если философия по сути сводится Сигером к толкованиям теорий мыслителей прошлого, то, наверное, было бы не совсем правильным приписывать лично ему взгляды, которые он излагает, – это все равно что называть ницшеанцем историка, давшего объективную оценку идеям Ницше. Вместе с тем ясно, что Фома Аквинский не принимал всерьез подобных деклараций преподавателей с факультета искусств, ибо предпочитал обращаться не столько к подлинным сочинениям, сколько к тому, что в действительности преподавалось студентам, так сказать, как он сам выражался, в углах и дырах. Более того, главный инквизитор Франции, по-видимому, имел некоторое основание предполагать, что Сигер излагал определенные теории, такие, как о единстве разума, вечности мира и непосредственной эманации от Бога, только от Него одного[243]
– как истинные, а не просто как принадлежащие философам прошлого. Во всяком случае, инквизитор должен был предполагать наличие именно этого положения вещей, что вызвало необходимость начать дальнейшее расследование. Конечно, то, что его делом является истолкование воззрений мыслителей прошлого, в особенности Аристотеля, могло быть твердым убеждением Сигера. Однако само его заявление может быть истолковано в равной мере как проявление осторожности. Хотя то, что было на самом деле, остается неизвестным. Тем не менее, возможно, он допускал или считал допустимым, что в случае столкновения философии с откровением истина оказывается на стороне откровения.3
Другой интересной фигурой является датчанин Боэций Дакийский. К сожалению, о его жизни известно очень мало. Однако на основании того, что он в 1277 году был обвинен как принципиальный защитник некоторых неприемлемых положений, можно предположить, что он преподавал на факультете искусств, во всяком случае ранее упомянутого времени. Среди прочих его сочинений следует упомянуть небольшое сочинение «О высшем благе, или О жизни философа» («De summo bono sive de vita philosophi»), а также трактат «О вечности мира» («De aeternitate mundi»).