История философии. Средние века

Тем не менее, в вопросе о методе познания в этой жизни Скот соглашается с Аристотелем, утверждающим, что наше познание основано на ощущениях и что разум является способностью к познанию без каких бы то ни было врожденных идей или принципов. Далее, он напрочь отвергает теорию, разделяемую Бонавентурой и большинством францисканских мыслителей, согласно которой для обретения достоверного познания необходимо некое особое божественное озарение. Он задает вполне уместный вопрос: что, собственно, совершает божественное озарение? Если оно постулируется ввиду вечной изменчивости физических объектов[251], можно ли предполагать, что божественное озарение изменяет их природу или основные свойства? Если это так, то тогда мы их не знаем, таковы они, а поэтому вряд ли можем сказать, что приобрели достоверные знания. Если же это не так, то озарение представляется излишним. Подобно тому, если бы само изменение наших мыслей и понятий рассматривалось как помеха на пути к подлинному знанию, вряд ли можно было бы серьезно предполагать, что божественное озарение является здесь действенным средством.

Аргументы Скота против учения о божественном озарении направлены главным образом против Генриха Гентского. Что касается Августина, то в этом отношении Дунс Скот предельно осторожен: он доказывает, что Генрих Гентский неверно истолковывает мысль святого. Скотовская интерпретация Августина изобретательна, но, скорее всего, не очень убедительна. Способ его доказательства аналогичен вызвавшему осуждение Роджера Марстона, где стушевываются высказывания Августина, в соответствии с которыми божественное озарение необходимо для постижения «вечных истин». Впрочем, учение Августина не отличается прозрачностью, что дает возможность Скоту, во всяком случае, подчеркнуть благонамеренность своего истолкования.

В любом случае попытка Скота подорвать доверие к толкованию Августина Генрихом Гентским имеет второстепенное значение. Его собственная позиция изложена достаточно ясно. Так называемые «вечные истины» являются аналитическими суждениями, и разум вовсе не нуждается в неком божественном озарении, чтобы с его помощью постигать их истинность. «Вполне очевидно, что термины самоочевидных основ несут в себе столько схожего, что один с необходимостью содержит в себе другой». Так, например, понятия целого и части посредством абстрагирования выводятся из чувственного опыта. Однако, как только они образуются, разум приходит к соглашению, что каждое целое больше, чем какая бы то ни было из его частей «по определению». Что не требует никаких подтверждений. Другими словами, данное положение не может быть истолковано как эмпирическая гипотеза, которая может оказаться ложной. Ее истинность находится в зависимости от значения терминов, а разум усматривает их взаимосвязь, причем не требуется какого– либо озарения, кроме как общего озарения, доставляемого нам Божиим попечением.

Таким образом, мы можем вполне обойтись без постулирования какого-либо особого божественного света, имеющего непосредственное отношение к человеческой вере. Следовательно, вера не требуется в метафизике. Но что такое метафизика? Что именно она исследует? Аверроэс говорил, что Бог и чистые духи или самостоятельные разумные потенции являются содержанием или предметом изучения метафизики, и критиковал Авиценну, отрицавшего это положение. Скот выступает на стороне Авиценны. Бог представляет собой содержание теологии, но не метафизики. Ведь ни одна наука не приводит в качестве доказательства своего существования собственное содержание. Сама физика не доказывает наличие физических тел; она допускает их существование, изучает их, а также их движение. Ботаник не берется доказывать наличие растений. Тем не менее, метафизик доказывает существование Бога. Ведь нельзя же на законном основании говорить, что Бог – это важнейшее содержание самой метафизики, даже если на своей вершине метафизика утверждает Бога. Но как утверждал еще Аристотель, содержанием метафизики является бытие, как таковое.

Да, но что же такое бытие, как таковое? Ведь оно не является вещью. Прежде всего, это понятие применяется в отношении бесконечного и конечного, духовного и материального, действительного и возможного. Бытие, как таковое, является наиболее абстрактным из всех понятий и предшествует всякому определению. В то же время оно противостоит небытию.

Профессору Жильсону импонирует в этой связи противопоставлять Фому Аквинского Скоту. Фому Аквинского в первую очередь интересует бытие в модусе существования (esse), и он сосредоточивает свое внимание на существующих вещах. Исходной позицией Дунса Скота является отвлеченное понятие, которому противостоит несущее или ничто. Таким образом, Фома Аквинский представляет собой чистого экзистенциалиста, конечно не в современном значении этого слова, а в смысле его заинтересованности реальными сущими. Скот же, имевший в качестве исходной предпосылки абстрактное понятие, может считаться предшественником такого философа, как Гегель, отправной точкой которого служит бытие, как таковое.