В своей дискуссионной статье, посвященной средневековой философии, в «Философской энциклопедии» д-р Д.П. Генри особенно подробно касается того, что он называет перерывом в передаче информации в философии Средневековья. Средневековые мыслители пользовались полуискусственным языком, не просто естественным, но и не полностью искусственным. Другими словами, они обогащали (или же уродовали, по словам Иоанна Солсберийского) обычный язык[348]
техническими терминами, а также пользовались обыденными словосочетаниями, использовавшимися, правда, в специальном смысле. Возможно, что полуискусственный язык достиг высшей степени своего развития у Дунса Скота. Впрочем, Оккам относится к языку противоположным образом. Он склонен усматривать в обычном языке критерий лингвистической правильности; в соответствии с традициями, заложенными его предшественниками, он был склонен к пониманию терминов на уровне обычных суждений и различений, в которых подразумевался специальный терминологический смысл. Кроме того, он продолжает критиковать положения своих предшественников на том основании, что они что-то недопонимали или, во всяком случае, не так объясняли, так что в итоге критика оказывалась критикой не по существу. Предусмотрев проверку определений искусственного языка в целом, можно было бы изменить существующее положение дел. То есть двойственность в понимании полуискусственного языка содействовала неточности в передаче информации и неполному взаимопониманию.Одним из примеров, на который ссылается д-р Генри, служит отрицание Оккамом действительного различия между сущностью и существованием. Если, как говорит Оккам, существовало бы такое различие, то собственно сущность и существование имели бы отдельные формы бытия или отличные друг от друга сущности. В таком случае они, в принципе, являлись бы чем-то обособленным и самостоятельным. В таком случае Бог мог бы сотворить сущность Тома без того, чтобы тот существовал, или, наоборот сотворил бы его бытие, но без его сущности. Однако подобные допущения просто лишены смысла. Следовательно, как сущность, так и существование не являются чем-то обособленным. А не допускает ли Оккам, как это допускается в обычном языке, что реальное отличие, так же как противопоставляемое ему чисто мыслимое[349]
, свойственно лишь отдельным предметами? Если это так, то, значит, он не сумел понять тот факт, что приверженцы теории реального различия между сущностью и существованием просто не воспринимали выражение «реальное различие» исключительно в данном смысле. Так, для Фомы Аквинского реальное различие может существовать между отдельными предметами. Но различие может быть реальным прежде всего в том случае, если не является фикцией мысли, а имеет объективное основание, лежащее между двумя онтологически совместными принципами (копринципами), присущими любой сотворенной вещи, онтологические составляющие которой не могли бы быть обособленными[350] и которые разум, обращаясь к ее основной метафизической структуре, вынужден различать. Видимо, следует обратить внимание, что Оккам нападает на воображаемого противника. Или он не продумал свой предмет до конца, не взял на себя труд выяснить, что на самом деле имели в виду его предшественники; или же он не преодолел инерции обычного словоупотребления, в соответствии с которым действительное отличие существует только между отдельно существующими формами бытия и сущности.Если же задать вопрос – правильно ли понимал Оккам своих предшественников, – то в первую очередь следует установить, кого он имел в виду. Если он представлял, что Фома Аквинский относился к сущности и существованию как к отдельным