История философии. Средние века

В своих комментариях к сочинениям Псевдо-Дионисия Альберт часто сравнивал невежественных людей, нападавших на философию по всякому поводу, с грубыми животными, богохульствующими над тем, чего не знают[212]. Обратившись к изучению философии, он пытался показать, что сами по себе философия и науки не являются враждебными или опасными в отношении к христианской вере; и в своих парафразах Аристотеля он пытается истолковать философию и науку Аристотеля, причем часто приводит собственные мнения и дополнительные сведения. Нередко говорят, что в собственном философском творчестве Альберт отнюдь не был законченным аристотеликом, а его подход скорее представлял собой смесь аристотелевских теорий с представлениями, пришедшими из платонизма, неоплатонизма и исламской философии. То, что он отстаивал теории, фактически принадлежавшие неоплатонизму, безусловно, верно. Так, во всяком случае, он говорил на языке теории эманации, хотя при этом теория объяснялась таким образом, чтобы быть созвучной представлениям христианского богословия о сотворении мира. С другой стороны, хотя он и разделял представления о душе как о форме тела, это представление совмещалось с платоно-августианским видением души как духовной субстанции, для чего приводил различие между сущностью души и ее функциями как животворной формы. При этом, однако, следует помнить о том, что Альберт считал Аристотеля автором «Книги причин» и смотрел на греческого философа глазами толкователей, подобных Авиценне. Во всяком случае, не может быть и тени сомнения по поводу того факта, что Альберт пытался выявить ценность философии и других наук, так сказать светских знаний, для своих современников – тех, кто часто с подозрением, даже неприязнью, относился к такой учености. Настоящий философ, по его мнению, должен учиться как у Платона, так и у Аристотеля. Однако Альберт явно считал последнего главным авторитетом в области светской, или секулярной, науки. Не считая Аристотеля непогрешимым, отмечая, что в делах веры и нравственности в тех случаях, когда Августин и Аристотель противоречат друг другу, прислушиваться следует более к Августину, нежели к философу, он был убежден, что в общем и целом синтез новых знаний из греческих и исламских культурных источников с христианством был не только возможен, но и необходим.

Не говоря уже о том побудительном толчке, который он дал развитию христианского аристотелизма, Альберт знаменит своей научной деятельностью. Впрочем, термин «научный», возможно, тут не вполне уместен, ибо подразумевает нечто большее, чем то, что было на самом деле. Так, для того чтобы лучше в общих чертах представить научный метод XIII века, необходимо прежде всего обратиться к Роберту Гроссетесту. Тем не менее, у Альберта, как, впрочем, и у Аристотеля, сильно выражен интерес к опытно-исследовательской работе, причем он так же твердо настаивает на необходимости проведения наблюдений. В парафразах на сочинения Аристотеля он больше внимания уделяет личному, персональному опыту и чаще всего ссылается на необходимость эмпирической проверки, замечая при этом, что, в случае возникновения противоречий между традиционными представлениями и данными опыта, первые не должны учитываться. Более того, он предложил несколько здравых гипотез, которые в определенной мере проверялись опытным путем, а также, вероятно, проводил эксперименты на животных. В любом случае, если даже его вклад в область науки того времени и не был весьма значительным, его непредубежденная любезность и его призыв к наблюдению и эксперименту делает его по духу более близким самому Аристотелю, чем многих поздних аристотеликов.

2