История философии. Средние века

Перечисленные выше сочинения отнюдь не исчерпывают списка трудов Фомы Аквинского. Тем не менее, уже можно заметить, что сюда входят труды по Священному Писанию, теологии и философии. Фома был профессором богословия, однако хорошо понимал всю остроту проблем, возникших в результате расширения интеллектуального горизонта вследствие распространения переводов греческих, иудейских, а также исламских сочинений. Сказать, что он последовательно пытался соединить нехристианскую мысль с христианской верой, значит, в известном смысле, сказать правду; но подобное впечатление вполне может ввести в заблуждение. К примеру, Фома Аквинский испытывал сильное доверие и прибегал к помощи Аристотеля по очень простой причине – он верил, что философия Аристотеля в своей большей части является истинной, вследствие чего представляет собой мощный инструмент для создания общего христианского мировоззрения. Скорее всего, что бы мы ни думали об аристотелевских аргументах в той или иной области знания, невозможно понять отношение к ним Фомы Аквинского, не учитывая того факта, что он не просто придерживался соображений целесообразности. Другими словами, его цель вовсе не состояла в такой адаптации философской системы, когда примирение с христианством может быть осуществлено ценой ее выхолащивания. Разумеется, пытаясь провести согласованный синтез, он вынужден был переосмыслять некоторые положения. Например, едва ли можно удовлетвориться результатом простого сопоставления, обнаруживаемого в «Этике» Аристотеля, представления о превосходстве человека и его деятельности, с представлением о человеке и его человеческой деятельности в христианстве. Однако Фома убежден, что телеологическая этика Аристотеля, в общем, вполне здрава и что способ мышления греческого философа представлял собой хребет философии, или, если это вам больше нравится, философский фундамент христианской этики. На самом деле, с богословской точки зрения, он склонен вполне благожелательно истолковывать Аристотеля. Однако, находя Аристотеля неправым, он не скрывает этого. Все дело здесь в том, что для Фомы Аквинского Аристотель «философ» в том смысле, что аристотелизм, как таковой, представляет для него философскую истину; он полагает, что христианство ничего не потеряет, а только выиграет от приобретения истины с какой бы то ни было стороны, особенно со стороны философии; и естественно, он не только пытался показать всю согласованность философии и христианства, но также использовал философию в тех случаях, когда находил ее по-настоящему пригодной для систематического развития самой теологии.

Сказанное нуждается в уточнении. Мы представляем себе Фому Аквинского, причем совершенно верно представляем христианским богословом, нашедшим более надежное и широкое, нежели его предшественники, применение учению Аристотеля. Однако из этого отнюдь не следует, что его мысль ничего не заимствовала из других источников. По сути, большая доля элементов, составляющих мировоззрение, имела своим источником не Аристотеля. Возьмем простой пример, касающийся того, что он говорит о божественных идеях. Ведь очевидно, что свое начало они берут у Августина, если идти еще дальше в неоплатонизме. С другой стороны, на Фому Аквинского оказали влияние не только сочинения Псевдо-Дионисия, но также труды исламских философов и иудейского мыслителя Маймонида. Да, он считал Аристотеля философом par excellence, но ведь он пытался переосмысливать философию вообще, конечно, так, как он ее себе представлял, причем пытался переосмыслить в ясную и последовательную систему, конечно не в самодостаточную философскую систему, а скорее определенным образом связанную с христианским миропониманием.

Тот факт, что свои идеи и побудительные мотивы Фома Аквинский заимствовал из широкого круга источников, позволяет нам предположить, что либо он был эклектиком, либо испытывал недостаток самобытности. Когда нами рассматривается та или иная теория или доктрина, очень часто становится возможным свести те или иные ее элементы к тому или другому источнику, – будь то Аристотель, Авиценна или Маймонид. Иначе говоря, чем больше мы знаем об Аристотеле, об исламской и иудейской философии, а также о ранней христианской мысли, тем больше мы желали бы знать, что является принадлежащим исключительно самому Фоме Аквинскому. Мы можем даже поинтересоваться, а не является ли вся шумиха, поднятая томистами по поводу принадлежащей их герою теории различения сущности и существования, довольно безнадежной попыткой найти на многочисленных страницах его сочинений хоть что-нибудь, что можно было бы назвать оригинальной идеей.