Девять финских полков или отправляются в Швецию, или, сдав оружие русским комиссарам, расходятся по деревням. Шведская пехота, сохраняя оружие, могла сесть на суда и плыть в Швецию по русским паспортам, выданным фельдмаршалом Ласси, а кавалерия могла вернуться через Торнео. Артиллерию и припасы Гельсингфорса подлежало сдать нашим комиссарам.
26 августа русские гренадеры заняли городские караулы Гельсингфорса, а наши войска расположились на позициях шведов. Русским досталось 30 знамен, 90 орудий, 300 бомб, 650 пудов пороха, много снарядов, и пр. Манштейн утверждает,что если бы шведы «не согласились на эту постыдную капитуляцию и русские атаковали их расположение, то непременно потерпели бы поражение, вследствие выгодной и хорошо укрепленной их позиции». Это, конечно, не более как предположение одного из очевидцев, но этой догадке сильно противоречит все поведение шведских войск в течение описанной кампании.
Естественное любопытство побудило русских и шведов воспользоваться после капитуляции случаем, чтобы осмотреть армию друг друга. Начались взаимные посещения. «Расположение лагеря русских, — пишет граф Хорд, — чрезвычайно удивило шведов, так велик был контраст между ними. Войска и лошади русских находились в наилучшем состоянии; жизненных припасов было в излишестве; даже лавки имелись вокруг главной квартиры, в этой почти опустошенной стране; все это привлекло наше внимание и смущало нас».
«Сегодня, 25 августа, стоял у Абоского пехотного полка, — читаем в записках Тибурциуса, — и слышал, как майор Фок спрашивал у солдат, желают ли они сопровождать его в Швецию, или вернуться домой к своим рутам; все ответили, что желают отправиться домой. Такой же ответ получен был от всех финских полков». Реляция графа фон-Ласси подтверждает это обстоятельство. «Из финских полков ни один полк ехать в Швецию не пожелал, а оставшиеся в лагере финские полки начали переходить к российскому лагерю и в тот день их перешло драгунских три и пехотных три же полка, а на другой день и достальные по смене с судов, которых по званиям всех десять полков и оные в подданство её Императорского Величества к присяге приведены» и «в домы отпущены». Всего людей в тех полках было 7019 человек, «из них 94 офицера». Драгунских лошадей—1789.
Неудачи продолжали преследовать шведов: буря потопила несколько их судов, а противные ветры сильно затруднили плавание, во время которого смертность росла и губила остатки армии. — По сухому пути вернулось на родину только 1.200 человек кавалерии.
Войска, возвращавшиеся в Стокгольм, разместились на 47 судах, которые, следуя друг за другом, тянулись сквозь шхеры к родным берегам. Всюду на галере, — пишет очевидец, — было страшно грязно. Солдаты страдали кровяным поносом; снасти, палуба и кровати, все было испачкано кровяной грязью и распространяло страшный смрад. Другой участник этого печального похода, граф Хорд, указав на огромную потерю людей во время плавания, выражает уверенность, что защита Гельсингфорсских позиций потребовала бы меньших жертв.
23 сентября 1742 г. последовал Высочайший указ о том, чтобы, по силе учиненной в Гельсингфорсе капитуляции, отпускать шведские военные и ластовые суда, кои будут случайно прибиты к русским берегам и предъявят паспорт от генерал-фельдмаршала Ласси. Исключение делалось для тех судов, на которых могут оказаться среди других лиц генералы Левенгаупт и Будденброк, а также «регерунгсрат» Нолькен. Эти суда повелевалось заарестовать, даже в случае предъявления ими надлежащего паспорта, и донести Двору или Сенату. Подобное же предписание получил и адмирал Мишуков.
7 августа без осады сдалась князю Мещерскому крепость Нейшлот, с гарнизоном в 225 чел., откуда ландсгевдинг Саволакс Карельской губ. Карл Эгаль Стертет бежал в Стокгольм.
Последнее (из имевших значение) укрепленное место в Финляндии, Тавастгус, сдан русским 26 августа, после того как команда, напуганная падением Фридрихсгама, большей частью дезертировала. Гарнизон Тавастгуса (комендант М. Ф. Битнер, 9 офицеров и 243 нижних чина) выразил, через депутатов, желание вступить в русское подданство, боясь «напрасной храбростью» навлечь на себя гнев её Императорского Величества. «И тако, — писал гр. Ласси в своей реляции, — милостию всех благ Подателя, Творца Бога, и Всевысочайшим Вашего Императорского Величества тщанием, сие Великое Княжество в Высочайшее Вашего Величества подданство, с великим мироломному неприятелю пред всем умным светом вечным стыдом и с зело чувствительным убытком, напротиву-же того, с нашей стороны без всякого в людях урону и кровопролития, покорено и овладено».
Неудачи преследовали Швецию и в другом отношении. По сведениям, сообщенным из Парижа князем Кантемиром (15 июля 1742 г.) графу И. Ф. Головину, Франция очутилась в бедственном положении.