«Сия война, начатая шведами с таким во всей Европе разглашением, что приуготовления для той учинены с благоразумным основанием, а производимо будет с чрезвычайною и стремительною силою, была с их стороны совершенным противоречием всем правилам и планам военных действий. Не собрав еще в Финляндии 10.000 человек, которыми бы можно было действовать, объявлена была уже война. Сей малый корпус не имел при себе ни осадной, ниже полевой артиллерии; ибо находившагося при оном малого числа полковых пушек в счет положить не можно; а магазейны их так мало снабдены были хлебом, как и прочия их распоряжения будто бы нарочно учинены были худо. К сему подлежит присовокупить мнимую их геройскую гордость, основанную на победах первых лет владения короля Карла XII и на тогдашнем малом регулярстве и неискусстве в войне Российских войск, вместо чего приличнее бы им было воспомянуть состояние Российской и Шведской армии после 1709 году и до коликого совершенства военная наука с того времени в России достигла, а напротив того у шведов упала».
К довершению всего, главнокомандующему среди войны не дали никакой власти, а при нем учредили какой-то «уродливый военный совет», в котором дела решались по большинству голосов, причем глава армии пользовался одним голосом, наравне с младшим полковником. В совете происходили бесконечные прения, а иногда приходилось посылать его заключения в Стокгольм для утверждения. К приходу того или другого решения, военные обстоятельства могли существенно измениться. Можно ли при таких условиях винить армию и строго осуждать гр. Левенгаупта в несчастном исходе кампании?
Итак, ошибок допущено было много. Требовалось произвести обстоятельное и беспристрастное расследование дела, но тут власти заспорили между собой. Дворяне желали, чтоб все военные вопросы были расследованы и решены законным генеральным военным судом, учрежденным Его Королевским Величеством. Не смотря на это, организована была комиссия из государственных членов риксдага (ständernas Commission). Это произошло вследствие упрямства низших сословий, особенно крестьян; они заставили на этот раз дворян соображаться с своими желаниями. Как крестьяне, так и горожане риксдага постановили, чтобы комиссия, составленная из представителей от всех четырех сословий, по принесении судейской присяги, расследовала все обстоятельства ведения войны. Представители духовенства на риксдаге находили достаточным, чтобы депутаты каждого сословия лишь присутствовали на совещаниях военного суда, Решение крестьян и горожан, очевидно, основывалось на недоверии к дворянам, т. е. к сословию, к которому принадлежали все члены военного суда, и которые поэтому могли скрыть истину, ради спасения виновных. Левенгаупт и его друзья требовали, чтобы расследованы были не только военные операции, но и политическая сторона событий, стоявшая в прямой связи с ходом военных действий.
Следствие по делу Левенгаупта производилось быстро и непрерывно, но едва ли можно сказать, что оно было беспристрастно. Члены комиссии принялись за дело с известным предубеждением. Кроме того, они оказались под воздействием депутаций, присланных из провинции и настаивавших на скорейшем наказании генералов, иначе крестьяне грозили не отпускать в поход оставшихся дома солдат. При таких условиях мало было надежды на то, что расследование чрезвычайного политического суда окажется беспристрастным.
Против Будденброка негодование, по-видимому, было сильнее, чем против Левенгаупта, не смотря на то, что он, в качестве главнокомандующего, много заботился о войсках, своим голосом в военных советах отклонял постыдные отступления и советовал мужественную оборону. — Ему поставили в вину несчастье при Вильманстранде, которое его собственно и погубило. Полки, участвовавшие в этом сражении, считали, что он бросил их в жертву врагам, и шведы, кроме того, поверили в самые ложные слухи о предательских его сношениях с неприятелем. Даже Тибурциус утверждал, что он переписывался с Будденброком — начальником Выборга, тогда как в этом городе никакого Будденброка не существовало. Врангель был более Будденброка виновен в поражении, но храбрость на поле сражения сделала его предметом общего почитания. Таким образом, составилось общественное мнение, которое потом выразилось в приговоре комиссии.
Правда, что Будденброк был плохо осведомлен о предприятиях русских и не понял их намерения, однако это не заслуживало смертной казни, как не заслуживала ее и попытка генерала защитить Вильманстранд и Фридрихсгам. Повторенное в смертном приговоре утверждение, что он своими представлениями зимой 1740—1741 гг. способствовал объявлению войны, являлось совершенно несправедливым, но этому верили только вследствие того, что он принимал участие в военных приготовлениях на риксдаге 1739 г.