Можно привести также случаи, когда в русских исполнителях голос сердца заглушал требования службы. У Булгарина описан такой, например, эпизод: граф H. М. Каменский призывает к себе Булгарина, — тогда молодого уланского офицера, — и говорит ему: «Вы знаете последнее происшествие. Взбунтованными мужиками, которые разбили наш транспорт с продовольствием и перерезали прикрытие, начальствовал пастор». Далее следовало указание, где находился пастор, и приказание захватить и привести его. Офицер с отрядом ночью отправился к дому пастора. Окружавшие обстоятельства показывали, что пастор спрятался в шкаф своей спальни. Но тут молодому воину преградила путь жена пастора с ребенком на руках. «Мы читали ваши прокламации! Погубя пастора, вы убьете весь его род. Хотите крови... убейте меня. Клянусь вам Богом, что муж мой не думал вмешиваться в восстание народа! Его принудили, взяли насильно, а теперь ленсман, соперник и враг его, сватавшийся ко мне, ищет его гибели». Все дышало правдой и искренностью в её словах. Чувствовалось, что при неудаче она покончит с собой и с ребенком. Офицер поколебался и ответил: «Дайте честное слово, что ваш муж не примет никакого участия в войне и немедленно удалится в Швецию». Слово было дано. Офицер собирался уйти. Женщина, как исступленная, бросилась к нему, схватила за руку и воскликнула: «Постойте! Скажите вашу фамилию». — «Зачем?» — «Чтобы в каждой молитве благословлять вас!»
— Ваше благородие! А ведь разбойник, кажись, дома, — сказал ожидавший на дворе унтер-офицер.
— Нет, братец, ушел сегодня к шведам.
Вернулись в лагерь. «Не застал дома пастора, ваше сиятельство», — рапортовал офицер. — «Быть не может!» «А впрочем, — продолжал офицер, — жена его под присягой меня уверила, что пастор не желал действовать против нас и вовлечен насильно «взбунтованными мужиками». «А вы и уши развесили! Верно пасторша хороша собою? Ну вот и посылайте вас молокососов!.. На гауптвахту.., под арест!» На другой день выступили в поход, а дня через три завязалось сражение и офицеру возвратили саблю. Но семья и родственники пастора имени офицера не забыли. Прошло более двадцати пяти лет и сын пастора, случайно отыскав его, обнял как родного.
Финляндский писатель рассказывает другой подобный же факт. Идут русские, с целью добыть продовольствие. Помещица на их глазах запирает амбар и кладет ключ в карман. Начинается разговор с офицером. Помещица зовет девять своих сыновей и, указывая на них, говорит офицеру: «содержимое амбара мне нужно для пропитания их». Русский офицер грозно взглянул на мать, но, увидя детвору, улыбнулся прекрасной улыбкой, поклонился, повернулся и ушел. Здесь не было произведено насилия, но соседний двор, откуда происходил предводитель народного восстания, был разграблен дотла.
Кн. Багратион, отправляя полк. Вуича на Аланд «для усмирения жителей», «строго подтвердил всем чинам, чтобы жителям никаких обид и притеснений не делали». Для осмотра нашего положения на Аланде послан был ген. Шепелев. «Имев собственное тех мест обозрение», Шепелев доносил: «не оставил я внушить как чиновникам, так и народу о попечении, какое наш Монарх к ним имеет, тем доказательно, что мы ни контрибуции и никаких требованиев, как за деньги, не имеем, имев на то все право по действиям военным; а между тем от жителей отобраны были ружья и рыбачьи лодки, а когда я велел им оные ружья возвратить, равно и маленькие лодки собирать в проливах тех деревень, кому они принадлежат, тут уже признательность их к нам так была велика, что многие из них от удовольствия плакали и обещались сии оружия противу нас не употреблять»... Подобная снисходительность вела к явному нашему вреду. Ружья были возвращены в силу предписания, исходившего от Буксгевдена. Комиссия, рассматривавшая впоследствии дело о полк. Вуиче, установила, что от этого возвращения ружей «дух взбунтовавшихся аландцев усилился».
Отступления от дисциплины и нравственных требований, конечно, наблюдались. Но обнаружение их вело к наказанию виновных. Было перемирие. Часть нашего войска расположилась в Гамле-Карлебю. Единственный ресторан города переполнен в такой мере, что столы накрывались даже на чердаке, в сарае и чуланах. Пунш подавался ведрами. У хозяина благообразная дочь, в которую все влюблены. Вскоре нашелся новый Парис, решивший похитить прекрасную Елену, по праву завоевания. Ночью, улучшив подходящий момент и обернув ее шинелью, он понес ее под мышкой, как цыпленка. Однако усатого коршуна задержали, и главнокомандующий приказал его расстрелять. И если жизнь была ему возвращена, то только вследствие заступничества самой девицы, её отца и всеми уважаемого Кульнева.
Алопеус рассказывает, что наш комендант в Борго приказал наказать батогами как караульного, так и капрала за то, что часовой позволил себе взять у одного, пропущенного через заставу, 5 копеек!