II. «Географический враг». Первый период войны 1808 — 1809 гг.
В Тильзитском договоре нет отдельной статьи, касающейся непосредственно Швеции или Финляндии. Но в тайном союзе, заключенном на случай наступательной и оборонительной войны, идет речь об Англии. Было условлено, — если она продолжит свое сопротивление, — побудить стокгольмский, копенгагенский и лиссабонский дворы закрыть свои гавани для английских судов. «Я из Испании справлюсь с Португалией, а Вы, — сказал во время интимной беседы Наполеон, — берите себе Финляндию, в вознаграждение за войну, которую нам может быть придется вести со Швецией. Правда, шведский король Ваш родственник и союзник, но поэтому именно, он должен следовать Вашей политике — или же в противном случае — пострадает. В каких бы отношениях случайно к Вам ни был, постоянно он Ваш географический враг. Петербург слишком близок к шведской границе; петербургские красавицы не должны больше из домов своих слышать гром шведских пушек».
Этим разговором была решена участь Финляндии.
Здесь мы стоим перед вопросом, при разрешении которого приходится прибегнуть к догадкам. Неужели, в самом деле, Наполеон первый предложил Императору Александру Финляндию, и действительно ли хитрый корсиканец искренно желал усилить могущество России и вознаградить ее? — Сомнительно. Такой прославленный математик, как Наполеон, никогда и ничего не уступал без расчета. В данном случае им руководили два соображения. Нужно было наказать Густава IV Адольфа, за нежелание примкнуть к континентальной системе и в то же время предоставить России такое вознаграждение, которое являлось бы «терновым шипом». Наполеон рассчитывал, что из Финляндии создастся рассадник смут на границе Российской Империи и Александр I приобретет в Швеции непримиримого врага.
С другой стороны, нельзя допустить, чтобы Александр I вовсе не думал о Финляндии и не понимал значения её присоединения к России. Вопрос о Финляндии уже в 1802 г. занял в русской политике выдающееся положение и война тогда со Швецией была отклонена лишь случайно. Кроме того, известно, что Император в интимной беседе с генералом И. К. Сухтеленом обсуждал вопрос о наиболее выгодной для России северной границе. Сухтелен подошел к карте и карандашом провел черту от Торнео до океана. «Полно, полно, — сказал Государь: — эта граница нам недоступна. Что скажет свояк мой, король Шведский? — «Посердится и забудет», — ответил граф Сухтелен; а по другой версии он, якобы сказал: «Сир, вам нужно немного философии».
По мнению некоторых писателей, Император Александр I, при разделе земель в Тильзите, принял Финляндию в виде возмездия за испанскую корону, предназначенную дому Бонапарта. Момент был благоприятный. Против приобретения Финляндии в другое время могли поднять свои голоса западные державы, озабоченные сохранением европейского равновесия; теперь же, когда на весы политики брошен был меч Наполеона, никто не мог воспрепятствовать завоеванию земель, прилегавших к Русской границе. Император Александр I понимал, что необходимо было воспользоваться подходящим случаем.
В Петербурге не могли не думать о Финляндии до (и после) Тильзита. Случайности войны со Швецией были таковы, что её армия не раз, почти без большего риска, могла пройти те сорок верст, которые отделяли столицу России от владений королей Карлов и Густавов. Шведские войска без особого труда могли обстреливать дворец русских Императоров. — Граф Ланжерон удивляется, почему шведские короли этого не сделали. Густав III вместо того, чтобы смело наступать на столицу, пустился в переговоры с Екатериной, требуя возвращения петровской Финляндии и разоружения России. 23 и 24 мая 1790 г. Петербург слышал пальбу шведских пушек и наскоро формировал отряд из караульных солдат. «Мои платья все убавляли от самого 1784 года», созналась Екатерина, которая в то же время жаловалась, говоря: «правду сказать, Петр I близко (к границе) сделал столицу». Из всего этого ясно, что прежде всего географическое положение Петербурга вело естественным и неизбежным образом к покорению Финляндии.