Делу немало посодействовал король Швеции. Пока Россия состояла в союзе против Наполеона, Швеции и Финляндии нечего было опасаться за свою участь, но в Тильзите, когда Наполеон выставил последнюю, как вознаграждение России, обстоятельства изменились. При новых условиях, Густаву IV Адольфу надлежало держаться разумной уступчивости, но он, вместо этого, давал новые и новые поводы к недоразумениям. Померанская война поставила Швецию в крайне тяжелое финансовое положение. Родилась даже мысль о необходимости продажи шведского военного флота. В это время король вспомнил, что по трактату 1791 г. Россия обязалась выплачивать Швеции, в течение восьми лет, по 200.000 кредит. риксд., и что Россия, якобы, не доплатила 375 т. — Случилось так, что субсидия, получавшаяся Россией от Англии, провозилась зимой через Швецию, и Густав IV Адольф, в начале 1807 г., самовольно удержал из неё, в уплату долга, 375 т. Одновременно с этим Густав Адольф отправил письмо Императору Александру о сделанном им распоряжении, где, между прочим, говорится: «Способ, которым этот вопрос с Вашим Величеством мною решается, должен в достаточной мере доказать Вам, какое доверие я питаю к справедливости Вашего Величества и до какой степени я считаю святыми трактаты, заключенные государями». Этот образ действий Короля естественно вызвал сильное неудовольствие Императора Александра. «Однако, проигранное русскими сражение под Прейсиш-Эйлау требовало дальнейшего сохранения добрых отношений со Швецией, и потому Император приказал все это дело замять».
Второй опрометчивый шаг стокгольмской дипломатии заключался в том, что Густав IV Адольф, после Тильзитских событий вместо того, чтобы примкнуть к континентальной системе, заключил союз с Англией. Стедингк проник в тайну Тильзитского договора и указал своему королю на возможность существования в ней секретной статьи, заключавшей в себе обещание Александра I заставить Швецию закрыть свои порты для Англии. Но упрямый Густав IV Адольф не внял предостережению своего умного дипломата.
Роберт Генрих Ребиндер, впоследствии граф и министр статс-секретарь Финляндии, дает в своих воспоминаниях «Souvenirs de ma vie» следующую интересную картину. Лето 1807 г. он провел у близких родственников в Стокгольме. Прежде чем он вернулся в Финляндию, дружеский кружок этого общества собрался для прощальной беседы и пирушки. Все были по-прежнему веселы, остроумны, лишь старый и сведущий в политике Нильс фон-Розенштейн сидел задумчивый и неразговорчивый. «Если не ошибаюсь, сказал он наконец, большой кризис надвигается на Финляндию. Поговаривают о секретных статьях в недавно заключенном мире при Тильзите. Но у нашего короля свои принципы и он не отступит, а потому, то, что предвидели пятьдесят лет тому назад, исполняется, и ваше отечество перейдет во власть русских». Слова оказались пророческими.
Представителем Швеции при Российском дворе состоял генерал барон Курт фон-Стедингк. «Дипломат этот отличался обширным умом и возвышенными чувствами». В обращении он был очень прост, судил здраво, проявлял постоянно и честность, и такт, словом, во всех случаях вел себя безупречно. Обладая замечательною прозорливостью, верностью взгляда, он правильно понимал и людей, и события. Место посла он занимал (с 1790 г.) в продолжении трех царствований и среди самых затруднительных обстоятельств пользовался в Петербурге всеобщим почетом и уважением. «Из всех людей, когда-либо встреченных мною, — вспоминает князь Адам Чарторыйский, — он показался мне самым лучшим, самым достойным доверия, одним из тех, кого нельзя не любить и не желать иметь постоянно своим другом. Я думаю, что он был другом мне настолько, насколько позволяла это разность наших положений, которая должна была позднее окончательно удалить нас одного от другого».
Стедингк пользовался большим расположением Императора Александра и уважением дипломатического корпуса. По возвращении из Тильзита во время аудиенции, которую Стедингк имел 9 августа у Императора, этот последний выразил сожаление, что был вынужден заключить мир, вследствие того, что все союзники — исключая шведского Короля — покинули его; при этом Император воспользовался случаем, чтобы напомнить Стедингку о той большой опасности, которая угрожала шведскому Королю, если он будет продолжать упорствовать в своем нежелании признать Бонапарта и если он не постарается обезопасить себя от его нерасположения.