История Финляндии. Время императора Александра I

Действительно, во время управления Чарторыйским иностранною коллегией народный язык был окончательно изгнан из дипломатической переписки русского двора и заменен французским. Теперь в нашем дипломатическом обиходе эти формы заменила условная и напыщенная французская фраза, потому только, что русский министр иностранных дел не понимал по-русски. Принятая Чарторыйским мера была для внешней политики нашей более чувствительным ударом, чем одновременная потеря Аустерлицкого сражения. Она обезличила русскую дипломатию, оторвала ее от родной почвы.

Во всех делах наблюдается полное умолчание о существенных интересах России и о каком-либо вознаграждении её за жертвы, принесенные «общему делу». Начавшийся при Чарторыйском прилив иностранцев в русскую дипломатию продолжался и при Вудберге, с тою лишь разницей, что теперь немцы снова стали получать в ней перевес над другими чужеземцами, в особенности уроженцы Прибалтийских губерний.

В числе людей, близких к Александру и пользовавшихся его доверием, находились и такие, которые выговаривали ему за выказываемое иностранцам предпочтение над природными русскими. Новосильцев утверждает, что он всячески старается внушить Государю «необходимость иметь министерство русское, вдохновляемое лишь истинными пользами отечества и независимое от иностранных дворов». Тоже повторил П. В. Чичагов. Государь оправдывался, говоря: «Могу ли я помочь тому, что образование у нас так отстало, и до тех пор, покуда не сознают нужды, чтобы родители поболее о нем позаботились, если бы я не прибегал к содействию известных иностранцев, дарования которых испытаны, число способных людей, и без того малое, еще уменьшилось бы значительно. Что сделал бы Петр Первый, если бы не пользовался службою иностранцев? Чувствую, в то же время, что в этом есть зло; но это зло меньшее из двух, ибо можем ли мы отсрочивать события до тех времен, в которые наши земляки будут находиться на высоте всех тех должностей, кои они должны занимать? Все это я сказал вам для того только, чтобы доказать вам, что в данную минуту нельзя взять за правило не употреблять на службу иностранцев». Вот, следовательно, когда у нас вводилось положение, формулированное Грибоедовым «нам без немцев нет спасенья». По Государь, очевидно, забыл, что в царствование великой бабки его и дипломаты, и военные, «набираясь преимущественно из русских людей, удивляли мир своим искусством и способностями, подняли честь и могущество России на недосягаемую высоту».

Государь должен был видеть, что его политика отстаивания «общих интересов» Европы — бесплодна и она вела только к истощению сил России, для неблагодарных и завистливых союзников. Государю надлежало также помнить умное слово Наполеона, сказавшего, «что у России, как и у Франции, должна быть своя национальная политика»[21].

Когда по прошествии некоторого времени, Государь призвал графа Н. П. Румянцева, — дипломата Екатерининских времен, — он вновь доказал возможность обходиться без наемника и эмигранта. «О заслугах его отечеству красноречиво свидетельствует приобретение Финляндии и Бессарабии, этих двух необходимых оплотов нашего могущества на Севере и Юге».

В то время, когда русский дипломатический корпус стал пополняться иностранцами и инородцами, в него попали также братья Алопеусы.

Как в истории войны 1808 — 1809 гг., так и при заключительном её акте не малое значение имел граф Давид Алопеус. В общем составе деятелей александровского периода он является весьма типичной фигурой. За время «русского периода» в Выборге (с 1721 по 1809 гг.) наблюдается смешение финской, немецкой, шведской и русской народностей. Создается тип «патриотов без отечества», так как образованная часть населения этой губернии сохранила тяготение к Финляндии и нерасположение к России. Давид Алопеус — сын пастора Выборгской губернии. Первое свое образование он получил в Выборге, где школы в то время в педагогическом отношении стояли на высоком уровне. Семейство домпробства Алопеуса находилось в дружественных отношениях с двором Выборгского наместника — герцога Вюртембергского, и особенно с герцогиней Августой Каролиной, урожденной принцессой Брауншвейгской. Благодаря расположению семейства герцога, молодой Д. Алопеус сделался учеником военной академии в Вюртемберге. Бывший наместник Выборга сделался потом королем Вюртембергским, сохраняя благосклонное отношение к Алопеусу.