История Финляндии. Время императора Александра I

«Обстоятельство, о коем идет теперь дело, слишком важно для настоящего времени и имеет неопределенное влияние на будущность. Сенат не может умолчать, что в самой сущности дела, оные пять бумаг генерал-губернатора, особенно в том, что относится к допущению получения мест в Финляндии особ, не исповедующих веры сей страны, к отрешению, без предварительных суда и рассмотрения, коронных фохтов от их должностей, по иным причинам нежели недостаток казенных денег в их кассах; — к произведению нового измерения всех больших дорог сего края, которое равно падает в тягость государству и хлебопашцам и проч., и проч., оные бумаги содержат условия, которые изменили бы отчасти основные законы и другие гражданские постановления Финляндии, — кои Ваше Императорское Величество благоволили утвердить, которые до сего времени с такой точностью были наблюдаемы и сохранение коих в полноте составляет настоящее благополучие финляндских верноподданных Вашего Величества, их надежду в будущем, единственный предмет их желаний и основание благоденствия, коим они наслаждались в последние пятнадцать лет под управлением великодушного и могущественного Государя, коему судьба их покорила».

Такова сущность жалобы сената и главнейшие доводы, приведенные им в оправдание своего поступка. В конце всеподданнейшего донесения находилась просьба к Его Императорскому Величеству, как Отцу отечества, указать сенату «в сем затруднительном положении», «черту поведения, по коей он обязан следовать, дабы не действовать противу своей присяги». Донесение было написано на французском языке.

Закревский не оставил заявления сената без возражения; оно сводилось к следующим положениям.

Передавая сенату дела для исполнения, Закревский в то же время сообщил об этом для сведения Ребиндеру. Затем он указывает на то, что сенаторы приняли на себя обязанность, которая присвоена исключительно одному прокурору сената и жалуются, собственно, на что же? На то, что «генерал-губернатор не в праве объявлять сам собою Высочайшей воли и даже иметь доступ к Государю с докладами по делам Финляндии»...

Первое дело, переданное Закревским сенату, касалось просьбы одной волости о допущении в число заседателей герадского суда также и лиц православного исповедания. Этот вопрос, как оказывается, был уже однажды поднят Штейнгелем, но Р. Ребиндер в 1821 г. «положил его под сукно»; 16 марта 1825 г., Государь повелел: «препроводить (дело) в Сенат на рассмотрение, с тем, чтобы немедленно представить с своим мнением на Высочайшее утверждение, истребовав и дело от барона Ребиндера по сему производившееся». Вопрос, поднятый Закревским, говорит сам за себя. Ответ так очевиден, что почти излишне приводить доводы Закревского в опровержение шведских законов от 16 октября 1723 г., 21 августа 1772 г. и 3 апреля 1789 г. Конечно, эти шведские законы допускали к занятию должностей исключительно только «шведов» и устраняли даже финнов -и карелов. Кроме того, эти законы требовали от всех чиновников обязательного знания шведского государственного языка. Все это могло быть справедливым, пока Финляндия принадлежала Швеции, но теперь она перешла в «державное обладание Империи Российской», положение же последователей господствующей в Российской Империи религии, коих число в Финляндии доходило тогда уже до 26 тысяч, было таково, что они обязаны были там, под опасением штрафа, отправлять большие церковные праздники в одно время с лютеранами. Ясно, что требование Закревского было вполне справедливое и сенат только упорствовал, не желая предоставить русским никаких прав в пределах русской же окраины.

Что касается вопроса об отрешении от должностей фохтов и ленсманов властью губернатора, то оно вызывалось тем обстоятельством, что эти коронные служители иногда брали с крестьян более податей, чем следовало по закону. Предоставить же бедному крестьянину искать с обидчиков судом являлось, конечно, нежелательным и крайне убыточным для крестьянина при тех судебных порядках, которые до сих пор существуют в Финляндии. Государь, естественно, склонился к тому, чтобы «ландсгевдинги таковых чиновников тотчас отрешали от мест и предавали законному суду». Суда они не минуют и, следовательно, порядок края не нарушается. Но кроме того, сенат «потерял из вида инструкцию» генерал-губернатора, которому (по силе § 33) представлялось удалять от должностей тех чиновников, которые, вопреки закона, обременяют народ податями. От увеличения власти ландсгевдингам дело могло только выиграть.

Гельсингфорс 1820 года.

О необходимости введения в Финляндии кондуитных списков для чиновников, состоящих на службе, Государь вполне разделил воззрение генерал-губернатора. Польза послужных списков очевидна. Но для Финляндии они приобретали еще особое значение, в виду тех злоупотреблений, кои не раз обнаруживались. В 1812 г., напр., один титулярный советник попал прямо в «канцелярии советники», что соответствует чину полковника; а полковой бухгалтер, состоящий по шведской табели о рангах ниже прапорщика, был произведен в коллежские асессоры.