Разобрав по пунктам жалобу Сената, Закревский прибавляет: «В сем состоит сущность упорств, оказанных членами финляндского Сената», кои «устремляются единственно к тому, чтобы президент оного и главноуправляющий в Финляндии гражданскою исполнительною частью, один теперь во всех местах тамошнего управления чуждый шведам, не имел доступа к трону с делами вверенного ему края; чтобы о всем, до оного относящемся, Монарх получал сведения токмо чрез статс-секретаря финляндских дел и в видах, заранее ими предначертанных, и чтобы генерал-губернатор состоял в некоторой зависимости от составленной из них же столичной комиссии финляндских дел...; словом, члены Сената желают по прежней долговременной привычке, дабы генерал-губернатор отнюдь не выступал из черты их направления и при титлах своих, при доверенности к нему Государя, был бы безгласен, ничтожен».
«В заключение осмеливаюсь Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше донести, что управление народом финляндским предоставлено Сенату сего княжества токмо под надзором генерал-губернатора, как сказано в секретном Высочайшем рескрипте к последнему от 14 сентября 1810 г. и что по § 819 регламента, данного Сенату 6 августа 1809 г., сие присутственное место безусловно обязано входить в рассмотрение дел по предметам, внесенным генерал-губернатором или от себя, либо вследствие Высочайших повелений; а потому в поступке членов Сената 4 мая 1825 г. обнаруживается противодействие ясному постановлению и вместе с тем нарушение инструкции прокурору».
Такова сущность отповеди, данной сенату.
Спор между сенатом и генерал-губернатором не был решен верховною властью: Государь находился в Крыму, где скоро скончался. Управляя краем и во все вникая, Закревский обратил внимание на то, что в обход закона 1812 г. в финских войсках не требовали доказательств в знании русского языка от определявшихся на службу молодых людей. Мало того, оказалось, что и в русские войска, расположенные в крае, допускались финляндцы, почти не знавшие государственного языка. Вместе с тем, чтобы впредь исполнялось требование закона, предписано было вице-канцлеру университета в Або ежегодно представлять начальнику края списки финляндских студентов, выдержавших испытание по русскому языку.
Объезжая край в 1824 г., Закревский заметил, что судебные и иные решения пишутся на одном шведском языке. Крестьяне, не понимая этого языка и скрывая свои тяжебные дела от посторонних по природной недоверчивости, конечно, страдали от подобного порядка, пропуская, например, апелляционные сроки и, вследствие того, нередко разоряя свое состояние. — О замеченной ненормальности Закревский довел до Высочайшего сведения.
XV. Русско-финские отношения.
Во время войны народности бросаются друг на друга с оружием в руках; огнем и мечем ведутся взаимные истребления. Но война же ведет к сближению, давая случай народным массам ближе познать друг друга. — Что русские знали о Финляндии до борьбы 1808 — 1809 г.? Один из участников её, пройдя край до Улеоборга и Торнео, писал вслед за окончанием кампании: «Я видел страну, близкую к полюсу, соседнюю Гиперборейскому морю, где природа бедна и угрюма, где солнце греет постоянно только в течение двух месяцев; но где, так же как в странах благословенных природою, люди могут находить счастье. Я видел Финляндию от берегов Кюменя до шумной Улей, в бурное военное время, и спешу сообщить тебе глубокие впечатления, оставшиеся в душе моей, при виде новой земли, дикой, но прелестной и в дикости своей». Кому неизвестны теперь эти строки K. Н. Батюшкова, облетевшие всю Россию? «Сии сыны диких лесов не ознаменовали себя никаким подвигом, писал он, и история, начертавшая малейшие события стран полуденных и восточных, молчит о народах севера. — И в снегах и под суровым небом, пламенное воображение создавало себе новый мир, и украшало его прелестными вымыслами. Северные народы с избытком одарены воображением: сама природа, дикая и бесплодная, непостоянство стихий и образ жизни, деятельной и уединенной, дают ему пищу».
«Теперь всякий шаг в Финляндии ознаменован происшествиями, которых воспоминание и сладостно, и прискорбно. Здесь мы победили; но целые ряды храбрых легли, и вот их могилы! Там упорный неприятель выбит из укреплений, прогнан; но эти уединенные кресты, вдоль песчаного берега или вдоль дороги водруженные, этот ряд могил русских в странах чуждых, отдаленных от родины, кажется говорят мимоидущему воину: и тебя ожидает победа — и смерть! Здесь на каждом шагу встречаем мы или оставленную батарею, или передовой неприятельский лагерь, или мост, недавно выжженный, или опустелую деревню. Повсюду следы побед наших, или следы веков, давно протекших, — пагубные следы войны и разрушения! — Иногда лагерь располагается на отлогих берегах озера, где до сих пор спокойный рыбак бросал свои мрежи; иногда видим рвы, батареи, укрепления и весь снаряд воинский близ мирной кущи селянина».