История Финляндии. Время императора Александра I

Труднее уловить те черты, которыми характеризуется отношение к русским местного населения и его руководящих классов. Люди вообще познаются не скоро. В периоды же войны, когда судьба не произнесла еще своего приговора, они естественно держатся более замкнуто, чем обыкновенно; финляндцы, кроме) того, давно прониклись преданностью шведской короне и сближение с русскими явилось для них особенно затруднительным: столетия войн вкоренили в них недобрые чувства к «восточному соседу». Они боялись променять «шведскую свободу на русское иго», как им представлялось. Наконец, когда весы войны стали склоняться в русскую сторону, надежда не покидала многих, что счастье вернется и Швеция вновь завладеет страной. Смелые люди высказывали эти чувства громко, робкие — тихомолком. — Шельдебранд писал, что, проехав красивую часть Финляндии, видел её обывателей, которые любили шведов и «вздыхают под чужим ярмом. Они сперва радуются, при виде шведов, а потом плачут». — Открыто высказался ректор университета в Або Матиас Калониус. Оставляя ректорство в июне 1808 г., он. несмотря на то, что город был занят русскими войсками, официально выразил свою надежду, что король «восстановит положение своей Финляндии». Указав на гуманность, которую проявили в эту войну русские войска и, в особенности главнокомандующий, Калониус продолжает: «Но, хотя с нами, таким образом, обращались хорошо и милосердно, тем не менее, при неопределенности нынешнего положения, конечно, многие обстоятельства поддерживают в нас беспокойство и угнетают нас тяжкою тревогою. Дело в том, что во всяком благоустроенном обществе между правителем и каждым подданным существуют сладостные и сильные узы, сплетенные из тонких нитей и самым тесным образом связующие обоих взаимною любовью и взаимными обязанностями. Эта искусная и сильная цепь не может порваться при первой неудаче: в душе подданных не может не остаться чувство печали по поводу столь быстрой перемены и желание вернуться в прежнее состояние; — пока мы остаемся людьми, это никогда или лишь весьма редко может случиться. Пусть же военное счастье телесно отдало нас силе врага и принудило идти туда, куда гонит нас сила оружия, души наши, менее зависимые от счастья и случайностей, останутся тем же, чем были, они будут с неподкупною верностью принадлежать своему законному королю. Ибо, пока исход войны еще неизвестен и пока не состоялся договор, в котором правитель сам отказывается от своих прав, подданный не может по благоусмотрению отказаться от долга верноподданства и разорвать узы, связывающие и его, и отечество, если он не захочет запятнать себя позорным преступлением измены».

«Эти мужественные слова известного учителя права прозвучали по всей стране и почитались выражением мнения нации», заявляет историк Финляндии.

По отношению к Финляндии главнокомандующий Буксгевден и Император Александр I делали все, чтобы залечить раны войны. Милости сыпались на вновь покоренный край как из рога изобилия. Финляндия не знала отказов по своим просьбам. А просьб этих было так много, что Г. М. Армфельт назвал свою родину «гнездом попрошаек». Щедрость Монарха и его личные качества мирили с ним новых его подданных. Бедствия войны сглаживались и населению оставалось, по совету того же Армфельта, на коленях благословлять небо. Но нет правил без исключения. Вот одно из ярких этих исключений. В Эсбогорд, недалеко от Гельсингфорса, проживала вдова полковника Рамзая с своим 16-ти летним сыном. Считая Швецию и Финляндию своим общим отечеством, она постоянно избегала встречи с Александром, дабы ей не предложено было, подобно другим, послать своих сыновей воспитываться в Петербурге. В один прекрасный вечер полковнице подали письмо, в котором сказано было, что Государь на возвратном пути из Або, куда он ездил для свидания с Бернадотом в 1812 г., в сопровождении 14-ти генералов, желает переночевать в её имении. Это предупреждение принято было за повеление быть дома. На следующий вечер семья собралась в Эсбогорд, откуда, согласно решению полковницы, 16-ти летний сын на следующее утро должен был отправиться через Або в Швецию, чтобы мать имела возможность избежать повода представить сына царю. Сама она проводила его до Або.