История Финляндии. Время императора Александра I

В том же смысле рапортовал Королю генерал Клеркер: «Я должен всеподданнейше донести, что и начальство, и солдаты армии Вашего Величества состязаются друг с другом в рвении исполнить свои обязанности и с терпением переносят все неудобства, какие следуют за лютой зимой и тяжелым утомлением». Таково было последнее суждение старого полководца, при передаче им начальствования Клингспору.

«Несмотря на все поражающее, безумное незнание и негодность руководящих лиц, — пишет шведский генерал Норденсван, — в самой нации, в это время, было нечто, что называется чувством долга и ответственности и умением жертвовать собою за короля и родину». С уважением о войске тогдашнего противника отзывается и Михайловский-Данилевский. Тяжело им было оставлять в нашей власти свои города и села, но присутствие духа не покидало их, и они показали себя достойными своих предков, времен Густава II Адольфа и Карла XII.

Во всякой войне рядом с громом орудий и силой штыков действуют самые разнообразные обстоятельства, то мешающие, то способствующие успехам боевых сил. Латинский афоризм гласит: non solis armis — не одним оружием.

Финляндская война особенно богата обстоятельствами невоинственного характера. Влиятельными факторами здесь явились: шведские отщепенцы и аньяльские изменники, дух русских прокламаций, настроение финляндского общества, немедленное приведение к присяге жителей, захваченных областей, низкий уровень шведского правительства, дружественные советы и понукания Франции и пр. Ряд этих причин в ходе военных операций 1808 — 1809 г. до сих пор почти не освещался, почему делаем попытку их описания и оценки.

Основывать сведения о войне на одних реляциях, хотя бы самых беспристрастных и обстоятельных, едва ли достаточно. Вне поля битвы происходит многое, что неизбежно влияет на успех или неуспех оружия.

«Когда я приехал в Россию, — говорит Ребиндер, — я узнал, что граф Румянцев, тогда министр иностранных дел, советовался с генералом Спренгтпортеном относительно различных мероприятий, связанных с вторжением русских в Финляндию. Спренгтпортен, воображая, что его собственное мнение разделяют и все его соотечественники, и что его родина осталась такой же, какой была тридцать лет тому назад, когда он покинул ее, уверял, что потребуется лишь полк казаков и несколько сундуков прокламаций, чтобы весь финский народ, в том числе и войско, слепо бросился в объятия своих благородных освободителей».

Герану Магнусу Спренгтпортену в мирные годы 1790 — 1808, удалось внушить правящим сферам в Петербурге неправильное представление о том, что часть финляндцев желает отторжения от Швеции или, по крайней мере, смотрели на это безропотно, как на неизбежную судьбу. В Петербурге мало замечали безграничный эгоизм Спренгтпортена. Чувство раздражительности и мстительности затемняли нередко его большие способности. Из личного недовольства Королем и под влиянием необузданного тщеславия, он горел ненавистью ко всему шведскому. В Петербурге подобные обстоятельства не были тогда учтены. Несомненно, что Спренгтпортен нашел последователей и даже апостолов своих стремлений: создать из Финляндии нечто независимое от Швеции, под гарантией России. Во всякое время и всюду имеются недовольные общим положением. Одни желали лучшего, другие страдали от неурожаев, третьи тяготились «вассальным» отношением к Швеции. Чувство тщеславия некоторых уязвлялось тем высокомерием, которое иногда сквозило в отношениях к ним шведов, дававших чувствовать превосходство своего образования, знатности и богатства. Географическая изолированность от Стокгольма с течением времени также стала пробуждать желание большей независимости. Родилась идея некоторого сближения с Россией. Пробуждался, наконец, инстинкт национальности. Подобными обстоятельствами искусно воспользовался Спренгтпортен для своих политических целей. Но в то же время русское правительство недостаточно взвесило их с точки зрения интересов империи и условий данного времени. Здесь и там в Финляндии под пеплом тлело недовольство режимом последних Густавов, но общая масса верна была своим королям, крепко держалась присяги и не мечтала о самостоятельном положении Финляндии.