История Финляндии. Время императора Александра I

За первой прокламацией вскоре появилась вторая. Ребиндер, критикуя их, находит, что русские прежде всего щедро раздавали обещания о сохранении религии, законов и привилегий. «Затем, как ни успокоительны были эти плакаты относительно будущего счастья Финляндии, — писал он в своем дневнике, — действие их превращалось в ничто по двум причинам: во-первых, они изложены были на дурном шведском языке, дававшим повод к насмешкам, а во-вторых, они слишком грубо побуждали население забыть свой долг, а войско — к измене. Проповедовать восстание (?) и смуту в стране, которою желали завладеть навсегда, было, конечно, — замечает он, — глупостью, бесполезною в настоящую минуту и опасною в будущем». Ребиндеру оставалось непонятным, каким образом желали достичь добровольного подчинения финской нации России, и он сомневался, достаточно ли народ и солдаты понимали слово независимость, чтоб открыто восстать и освободиться от своей присяги государству, которое в течение столетий управляло Финляндией?

Вторая прокламация появилась в Ловизе. В ней обращались преимущественно к финскому войску. Буксгевден объяснял, что Государь запретил «сделать первый выстрел». К неудовольствию русских, спокойствие было нарушено финскими войсками. Горячо сочувствуя бедным солдатам, которые «по воле судьбы составляют воинов края и теперь должны за несправедливое дело оставлять очаг и жертвовать жизнью», Буксгевден объявлял, что и на них распространяется милость Царя. Поэтому они могут отправиться, куда пожелают, но должны лишь добровольно оставить оружие и лошадь, за которые могут получить вознаграждение. Оружие вообще отбиралось у жителей; его приказано было сносить в приходы и сдавать нашим войскам; ослушникам угрожали большим денежным штрафом.

Прокламация следовала за прокламацией. В них обильно рассыпались обещания и щедрой рукой давались льготы. Прокламацией 19 — 31 марта Буксгевден удостоверял, что, после приведения к присяге, финская армия будет неизменно сохранена, и что в Финляндии не будет введен русский рекрутский набор. В другой мартовской (27 марта — 8 апреля) прокламации офицерам, сложившим оружие, обещалась выдача прогонных денег до избранного ими места жительства. Кроме того, офицерам по их желанию открывался доступ в русскую армию, с сохранением чинов и окладов. У тех же финнов, которые в назначенное время не покинут шведских знамен, будут отняты их бостели и все их частное имущество, а также воспрещено будет вернуться когда-либо в Финляндию. Что же касается офицеров шведских уроженцев, то им разрешался свободный пропуск на родину, а унтер-офицеры и солдаты-шведы препровождались в Выборг, впредь до заключения мира.

В апреле, повторив обещание о сохранении войска, главнокомандующий заявлял, что никто не потерпит убытка от купленных должностей, что будет учрежден заемный банк для помещиков, и чтобы крестьяне не опасались крепостного права, так как оно не будет введено в Финляндии.

Действие от русских прокламаций и принудительных мер было различное. Под рукою велено было разглашать, что русские войска вступили в Финляндию единственно для занятия берегов, при желании воспрепятствовать высадке англичан. Но ни прокламации наши, ни слухи, говорит современник, не склонили шведов и финнов на нашу сторону. Михайловский-Данилевский пишет, что некоторые из прокламаций не произвели ни малейшего действия в нашу пользу, а лишь дали повод шведскому Королю объявить, что русское правительство употребляет развращающие средства, чтобы сманивать его подданных к отказу от их присяги и долга. Но когда затем большая часть жителей края должны были выбирать одно из двух: или сделаться русскими подданными и, как таковые, сохранить свою службу и имущество, или же, оставшись верными прежнему повелителю, лишиться службы и видеть свое имущество конфискованным, — то перед подобным испытанием многие не устояли. Колебание было тем легче вызвать, что «образованная часть населения прониклась убеждением, что Россия в конце концов победит, и потому выгоднее стоять на стороне сильнейшего. Некоторые, вместе с ландсгевдингом в Або, желали, чтоб неизбежное совершилось возможно скорее».

Особенно затруднительно было положение офицеров и унтер-офицеров: им приходилось или терять свои бостели, или принять предлагаемые русскими условия. 29 апреля — 11 мая приказано было всем губернаторам «объявить, что бостели, занимаемые офицерами и унтер-офицерами, которые под начальством генерала Клингспора служат против русской армии, будут отданы в аренду на три года». — В то же время сообщалось, что если хозяева их не возвратятся в течение четырех недель, то собранные от аренды средства будут употреблены «для наград достойным офицерам, которые были, согласно прокламации от 19 — 31 марта, приглашены в будущую императорскую армию Финляндии».