История Финляндии. Время императора Александра I

Во время войны улан Фаддей Булгарин имел случай откровенно побеседовать с одним образованным помещиком: «Признаюсь откровенно, — сказал помещик, — что принадлежу к числу тех людей, которые не одобряют упорства и вообще поведения нашего Короля и этой войны. Как можно бороться Швеции с Россией и воевать в то же время с Данией? С одной Данией мы бы справились, но Россия непременно подавит нас своею силою, и если Император Александр решился твердо отнять Финляндию у нашего Короля, то непременно отнимет; в этом я убежден. Но признаюсь также, что мне бы не хотелось быть свидетелем присоединения моего отечества к России, хотя бы это было для нас и выгоднее. Язык, вера, старые законы, обычаи»... «Тут я прервал его, — пишет Ф. Булгарин: — Но разве Император Александр не обещал Финляндии сохранение всего этого? А что он сказал — то это верно». «Впрочем, — продолжал помещик, — да будет воля Божия! В доказательство, что я не предвижу счастливого для нас конца этой войны, вот сын мой, которому я не позволил вступить в военную службу».

«Сдерживай себя, беспечный юноша! — писал другой помещик своему сыну, рвавшемуся на военную службу. — Война окончится прежде, чем ты успеешь выказать свои военные таланты. То, что должно совершиться, быть может сбудется раньше, чем твой мундир будет готов».

Вот каков был дух в Финляндии в период войны. Образованные и богатые люди, хотя и досадовали на вторжение русских, хотя не любили их, но еще более негодовали на свое правительство и явно роптали на Короля. Распоряжения шведского правительства подвергались резким пересудам и злым насмешкам. Ожесточение против него доходило иногда до желания успеха русскому и датскому оружию. — Предсказывали и бились даже об заклад о дне вступления русских в Стокгольм. — Из помещиков весьма немногие вмешивались в войну. Конечно, встречались лица и иного закала. Были и фанатики политические и религиозные, которые всеми силами противились завоеванию Финляндии, и, после покорения её, ушли навсегда в Швецию. Но таких было не много.

Те многочисленные указания, которые даны были графу Буксгевдену, заставляют заключить, что уже в Петербурге обдуманы были подробности плана покорения края не только силою оружия, но иными мирными средствами. Решено было разными способами воздействовать на умы, создавая благоприятное для России общественное мнение.

При главнокомандующем и к услугам армии находилось несколько лиц, знавших местные языки. Эти люди или состояли прежде на шведской службе, или проживали в Финляндии. Из них известны уже: Эмин, K. X. Клик, Ладо, Хагельстрём и один очень расторопный полковник польского происхождения Турский. Им давались разнообразные поручения и, собирая нужные сведения, они колесили по краю. Конечно, при посредстве их имелось прежде всего в виду повлиять на общественное мнение. Но в ряде мирных средств, едва ли не первое место отводилось воздействию местного духовенства на население. Еще до отъезда главнокомандующего из столицы ему дано было несколько орденов для раздачи, по его усмотрению, тем пасторам, кои «усугубят свои старания на соблюдение тишины и спокойствия» в своих приходах. На содействие духовенства, видимо возлагались особенно большие надежды в том предположении, которого держался также Государь, что духовенство в Финляндии имеет большое влияние на жителей.

Уже 18 февраля 1808 г. из Сипоо Ф. Буксгевден сообщил графу Румянцеву, что признал нужным употребить свое влияние «для побуждения епископа Боргоской епархии циркулярными отношениями своими предписать: всему подведомственному духовенству прочесть прихожанам прокламации и склонять их к сохранению спокойствия и ни под каким видом не принимать участия в сопротивлении нашим войскам». Одни пасторы в крае помогли графу Буксгевдену, другие, напротив, противодействовали. Абоский и Боргоский епископы всенародно высказались в июне 1808 г. в том смысле, что участие крестьян в борьбе против новой власти явится преступлением, и что им поэтому необходимо вести себя так, как подобает честным проповедникам Евангелия мира. Совсем иначе понимал свои обязанности обер-пастор Финстрем, который встал во главе своих прихожан и напал на русских. Особенным противодействием выделился пастор города Вазы Яков Чюдениус, который лучше соглашался подвергнуть себя оскорблениям, чем дать требуемую присягу. Русские власти рассчитывали при посредстве духовенства повлиять даже на войска, сосредоточенные в Тавастгусе и его окрестностях, с целью отвращения излишнего кровопролития и побуждения их к добровольному отступлению.