Ротмистр Нюландских драгун Карл Магнус Меллерсверд, во введении к своему дневнику, — который стал вести с наступлением войны, — замечает, что война начата благодаря «упрямству нашего Короля, который образцом для себя взял Карла XII и строго следовал примеру своего оригинала, в покрое одежды и перчаток с крагами, но далеко отставал от него в умственном отношении и храбрости».
Узнав, что генерал Буксгевден едва не попался в плен, Король возымел намерение судить его, как виновного в государственной измене, за то, что он старался отторгнуть жителей Финляндии от Швеции.
Таков был представитель высшей власти в Швеции в те дни, когда она особенно нуждалась в умном и сильном монархе.
Образованные классы, дворянство, духовенство и большая часть чиновников, готовы были без сопротивления подчиниться судьбе, которая казалась им неизбежной. Уже со времени мира в Ништадте и Або мыслящие люди в Финляндии предвидели, что соединение с Швецией рано или поздно должно прерваться, а потому многие уже в начале войны считали оборону безнадежной. Подобное настроение отразилось между прочим в письмах Портана к Калониусу (1790 г.). Как ни горько было Портану, но он должен был признаться, что предвидел неизбежность этого отторжения. Письма и мемуары современников показывают, что финляндцы предрекали неудачный для них исход кампании. Это, конечно, самое дурное предзнаменование. Кто теряет мужество и надежду, тот теряет все.
Г. Армфельт 5-го февраля 1808 г. сообщал Аминову: «Дорогой друг! Предстоит война с Россией, и результатом её будет потеря Финляндии или её опустошение. Его Величество кажется непоколебим в своих намерениях предоставить Провидению заботу, которая, по его мнению, ему не принадлежит. Так как армия теперь отправляется на север, то вся южная часть остается открытой для неприятеля. Во всяком случае те, которые имеют какое-нибудь имущество, должны отыскать леса и острова, чтоб перед началом войны перевезти туда не только свои драгоценности, но и лучший скот, запасы и необходимую пищу».
Генерал-майор Георг Ягерхорн, один из самых выдающихся офицеров густавианского периода, имел случай ближе исследовать оборонительное состояние финской армии и крепостей. Уже в предыдущие годы он пришел к убеждению, что Россия в скором времени завоюет Финляндию; а потому, — как он сам говорит, — уже с молоком матери всосал сильное нерасположение к русским, и заблаговременно, желая приготовить себе убежище в Швеции, купил в 1802 г. имение близ Стокгольма. В 1803 г. он подал Королю записку, в которой излагал, что Россия беспрерывно стремится к завоеванию Финляндии, почему приведение в порядок оборонительных частей является задачей жизни, если бы даже опасность войны в настоящую минуту и не висела над головой.
«В этой стране, — говорит Аминов, — очень опасались неприятельского нападения. Я знаю, что если такое несчастье случится зимою, то жалею того, кому поручили оборону страны, которая перестанет существовать в то самое время, когда сделано будет на неё нападение; — бедность и нищета, — никаких магазинов, невозможность их умножить ни для людей, ни для скота, даже, если б нам достались сокровища Перу, — негодное оружие, быть может недостаток в полевой артиллерии и амуниции; слабые крепости, — и если даже в них окажется достаток в людях и припасах, то все таки нет возможности оборонять открытый с нескольких сторон Свеаборг»...
2-го марта, в тот самый день, когда Клингспор дал приказание отступать, Аминов писал своей жене: «Поговорю с тобою без обиняков. — Никакой опасности пока нет, потому читай эти строки хладнокровно, с благоразумием и достоинством в душе, которые даровало тебе небо, как женщине. Надежды — друга несчастных, — мы никогда не должны терять, однако, долг заставляет меня не поддерживать в тебе надежды на спасение Финляндии в настоящее время, потому что без помощи Божией вся страна будет занята неприятелем». «Схороним с честью наше отечество, — цитируем мемуар того же генерала Аминова. — Как может устоять Швеция, окруженная тремя неприятелями, из которых двое суть могущественнейшие народы на земле».
Карл Густав Эрнрот (род. в 1744 г.), отличившийся в войнах Густава III, и теперь уже находившийся в отставке, заметил, что оборонительный план Клеркера «ни к чему не поведет, потому что Финляндия рано или поздно все-таки. будет принадлежать России, и это чем скорее, тем лучше».
Поручик Карл Адольф Бракель, также один из героев похода 1788 — 1790 гг., пишет своему брату 11 февраля 1808 г. «Нам предстоит война с русскими. — Если действительно так, как говорят, то война будет непродолжительна. Горсть людей без хлеба и одежды едва ли может, при всем желании, сопротивляться хорошо вооруженной армии».
«Без того, чтобы иметь каждую ночь стражу в 3.000 человек на стенах Свеаборга, нельзя быть уверенным, что он не будет взят», — писал Рейтершельд, один из самых храбрых офицеров финской армии. Если Бракель и Рейтершельд имели такие мрачные предчувствия, то, наверное, можно предположить, что общее мнение считало борьбу бесполезной.