История Финляндии. Время императора Александра I

В корреспонденции от 13 февраля 1808 г., помещенной в Гамбургской газете и присланной из Борго, говорилось: «После того, как неприятель поспешно отступил к, Гельсингфорсу, русские заняли этот город, и, при вступлении в него главной квартиры, нам представилось такое же зрелище, как при вступлении в Ловизу, но только в увеличенном размере, так как в этом большом городе представитель духовенства финляндский епископ, с орденом северной звезды на груди, а также высшие чиновники края, вышли на встречу нашему генералу».

В среде духовенства русская власть имела, следовательно, весьма полезного союзника.

16-го апреля 1808 г. (за № 101) Буксгевден уведомил, что епископ Тенгстрём дал обещание никаких сношений более с Швецией не поддерживать, «а относительно пожалования ему сана архиепископа, — продолжал главнокомандующий, — нахожу оное неудобным, ибо в Боргоской епархии есть старший епископ Сигнеус, отличенный и очень любимый и уважаемый народом; он имеет влияние и твердый характер и показал к нам расположение, а при вступлении нашем возвестил жителям, чтоб оставались спокойными. Это пожалование имело бы дурное влияние в народе и оскорбило бы Сигнеуса».

Р. Ребиндер рассказывает о секретном посольстве к епископу в Або в начале войны. Полковник Турский прибыл ночью в Або и посетил Тенгстрёма, с которым разговаривал несколько часов под ряд. Тенгстрём был весьма смущен этим ночным посещением, но при тогдашних обстоятельствах не смел отклонить его.

За влияние епископа Як. Тенгстрёма на духовенство, ему пожалована была в апреле 1808 г. Анненская лента и оказаны другие знаки царского, благоволения. Многие современники строго осуждали Тенгстрёма. В письме к другу в Швеции, Тенгстрём, после заключения мира, сообщил, что он считал своим долгом способствовать тишине и проповедовать покорность воле судьбы и таким образом, содействовать спасению своей паствы. Исход войны, по его мнению, уже с самого начала был решен, и возбуждать общество к вооруженному сопротивлению неизбежной судьбе, значило бы взять на себя вину кровопролития.

После духовенства наиболее влиятельными местными властями оказались губернаторы, или как их называли тогда ландсгевдинги. Клингспор, выступая из Тавастгуса приказал Тавастгускому и Нюландскому губернатору, вместе с канцелярией, не покидать своего поста, дабы в возможной степени облегчить положение населения, при нашествии русских. Подобные же приказания, по-видимому, получили и другие губернаторы. Еще Г. М. Армфельт высказал ту надежду, что чиновники своим разумным поведением в состоянии будут в значительной мере повлиять на обращение русских с населением. Оставшиеся на своих местах чиновники отличались вообще честным поведением и не мало способствовали поддержанию законного порядка и охранению безопасности жизни и имущества обывателей.

Наибольшую известность из губернаторов приобрел начальник Куопиоской губернии Олаф Вибелиус, заступившийся перед Буксгевденом за участь офицеров. Одно это заявление сделало Вибелиуса «народным героем» несмотря на то, что вскоре, после его представления русскому главнокомандующему, Вибелиус покинул свой пост в Куопио и переехал в Швецию. В свое оправдание он доносил Королю, что «в течение 2-х месяцев, проведенных под властью русских, я принужден был, как беззащитный гражданский чиновник, подчиняться требованиям главнокомандующего, и приобрел достаточно опытности, чтоб сознать невозможность сделать что-либо полезное для населения губернии».

Губернаторы тех частей края, которые были во власти наших войск, — т. е. начальники Хейнолы, Тавастгуской, Абоской и Бьернеборгской губерний, — беспрекословно подчинялись русским требованиям, в тех случаях, когда дело шло о доставке необходимых жизненных припасов или о подавлении крестьянского противодействия. Нет примера, чтоб названные губернаторы отказались повиноваться приказаниям Буксгевдена. Губернатор же в Або, фон-Троиль, по приказанию Буксгевдена заготовил склады провианта, которым русские войска воспользовались в дни своего отступления. «Появление наших войск, — писал Денис Давыдов, — весьма встревожило ландсгевдинга и главных чиновников Або, которые прибегли к русскому офицеру с просьбой принять город под свое покровительство и уведомить начальника отряда, что город покорился нашему оружию, с минуты прибытия в него первого русского офицера».

Шведский генеральный штаб, обсуждая подобные факты, приходит к заключению, что местные власти нравственно испортились в печальный период вольностей, когда они стали смотреть на свои должности не с точки зрения государственных интересов, а исключительно личных выгод.

Может быть одна сторона дела здесь указана правильно. Но в то же время нельзя упускать из вида, что с того дня, как русские стали господами положения в крае, они сделались весьма категоричными в своих требованиях, и Абоскому губернатору, напр., предписали в скорейшее время привести население к присяге, прибавив: «От исполнения сего зависит сохранение теперешней должности и безопасность жизни и имущества Троиля».