История Финляндии. Время императора Александра I

Факты, приведенные Ребиндером, группируются, следовательно, в целый обвинительный акт против Ягерхорна. Помимо указанного, Ребиндер не без основания подчеркивает учение о независимости Финляндии, которое насаждено было в крае Спренгтпортеном и его аньяльскими единомышленниками-заговорщиками за тридцать лет до свеаборгской катастрофы. Комендант крепости оказался случайным орудием в руках последователей этого учения. «Таким образом, — замечает Ребиндер, — Спренгтпортен оказал России более важную услугу, чем он сам предполагал. То, что посеял этот честолюбивый ветеран, взросло теперь и капитуляция Свеаборга является, если не первым, то, во всяком случае, наиболее крупным его плодом».

Так поясняется Ребиндером свеаборгское дело в его дневнике.

Остается еще одно обстоятельство. Оно указано в рассказе г-жи Лампе (урожденной баронессы Врангель), но до сих пор не расследовано шведо-финскими историками. Лампе во время осады Свеаборга гостила в семье Кронстедта. «Однажды, — говорит она, — сидели мы за обедом, когда Кронстедту было передано письмо из Швеции. Прочитав письмо, он побледнел; затем заперся в своем кабинете и не выходил оттуда, три дня. Через три дня вышел, наконец, грустный, убитый, и объявил, что должен сдать Свеаборг. Письмо он уничтожил, говоря, что один принимает всю вину на себя. Впоследствии, он как будто проговорился, что получил приказание из Швеции сдать крепость, так как тогда уже было решено низложить Короля Густава IV».

Лампе со своим заявлением не стоит одиноко. В дневнике Алопеуса читаем: «Опять здесь (в Финляндии) полагают, что Кронстедт сдал Свеаборг с согласия Короля, ибо сказывают, что через Ригу проехал шведский курьер с письмами к Кронстедту от Короля». Подобная же версия ходила о крепости Свартгольме. Грипенберг, говорят, сказал солдатам: «Я вам скажу печальную новость, что Король непременно приказал мне сдать крепость».

Все это были лишь слухи, в коих небылицы обыкновенно мешаются с истиной. Конечно, не Король желал падения Свеаборга и не от него исходили приказания сдать крепость, но у него было много врагов, из которых некоторые носились с мыслью о его низложении, а другие — о бесполезности сопротивления русским войскам.

Швед, генерал ван-Карделль, назвал сдачу Свеаборга психологической загадкой. «Мы льстим себе тем, что решили ее», — ответил на это генерал ван-Сухтелен, которому приписывается также заявление, что «одной лишь военной силой невозможно было взять Свеаборга».

Но при всем том сила, сокрушившая мощь шведской твердыни, не в золотом порохе. Его употребляли в крепости в меньшей мере, чем обыкновенно склонны предполагать. Это должны были признать даже стокгольмские исследователи.

«Без всякого сомнения, — заявляет Норденсван, — ни Кронстедт, ни Ягерхорн во время осады никаких денег не получали. Не получили их и другие члены военного совета крепости, и они влачили остатки своих дней в весьма стесненных материальных условиях. В крепости, по-видимому, больше всего влияло чувство покинутых на произвол судьбы, безнадежность за участь Швеции и Финляндии, безнадежность, которую поддерживали как русские, так и письма из Швеции».

Упадок духа сгубил гарнизон крепости. Слабого закала оказался её комендант, еще слабее проникнуты были сознанием долга его подчиненные.

«Взятие Свеаборга, — справедливо замечает «Русский Инвалид» (1908 г.), — являет собою оригинальный пример успешного воздействия на духовную сторону противника. Если военное искусство рекомендует «подставлять врагу сильную сторону и уклонять слабую», то столь же рационально, познав слабые стороны противника, пользоваться ими с выгодою для себя. Достижение всякой победы «с легким трудом и малою кровью» (слова Петра Великого) только прибавляет лишние лавры к венку победителя. В данном же случае, успех громадной важности достигнут был почти без всякой крови. Не будь «психологических мер», Свеаборг, вероятно, продержался бы до лета и в период шведских успехов сыграл бы для нас весьма неблагоприятную роль».

21 апреля Буксгевден послал коменданту требование о сдаче и получил согласие. 21 апреля 1808 г. наши войска начали занимать Густав-Сверд (ныне о. Артиллерийский). «Через два или три дня будут также в руках наших и другие (укрепления)», — писал Буксгевден. Что и случилось. Передача крепости совершилась так: русский осадный корпус стал в ружье, артиллеристы — у орудий с зажженными пальниками, готовые, по первому знаку, начать канонаду. Под звуки военной музыки шведы выступили из крепости и, по отдаче друг другу чести, военнопленные сложили оружие. Вместе с войсками сдавались морские команды и прочее население крепости. Наконец, последним оставил крепость комендант, вручивший ключи и крепостной флаг.

Легко себе представить чувства покидавших гордую твердыню Швеции. По словам очевидца Дюрицa «отчаяние и печаль заметны были в выражениям толпы. Все плакали — начальство, солдаты и жены. Проклятия и брань сыпались по адресу адмирала и совета. Накануне вечером с гауптвахты присланы были 6 капралов для охраны адмирала».