Взятки обставляются таинственностью, а Кронстедт действовал при свете дня. С одним уже этим обстоятельством необходимо считаться. Но не все еще тучи рассеяны. Не без основания рождаются вопросы о том, как и почему комендант из своих средств продовольствовал гарнизон, и что это за своеобразное общество спасания судов и грузов? Все эти вопросы теперь исследованы и по каждому из них дан вполне удовлетворительный ответ. Ребиндер отметил в своих мемуарах, что в его время в Гельсингфорсе жили еще люди, которые знали, что купцы Гейденшраух и Седергольм из патриотизма, без всяких гарантий и залогов, взялись во время осады Свеаборга, быть банкирами крепости. Очевидно, что признательность к ним Кронстедта побудила его сделать все, что было в его власти, дабы почтенным купцам были возмещены их выдачи. К этому Ребиндер прибавляет, что впоследствии ему Спренгтпортен показал пачку счетов, по которым Кронстедт уплатил долги крепости. Что касается общества спасания судов и грузов, то установлено, что такое действительно существовало в Швеции. Оно было учреждением официальным, и Король лично назначал его акционеров. В дневнике, веденном известным шведским деятелем Ю. А. Эренстрёмом, определенно отмечено, что Король Густав IV Адольф, назначая Кронстедта Свеаборгским комендантом, в то же время дал ему акции названного общества, которые должны были давать ему весьма существенный годовой доход, так как общество являлось монопольным. Следовательно, в Свеаборгской конвенции ничего не было замаскированного и уплаченные 50.000 талеров соответствовали действительному убытку, понесенному Кронстедтом.
Итак, дело не в деньгах. Не они побудили Кронстедта спустить шведский флаг. Многочисленные его современники объясняют неудачу другими причинами.
Когда Эренстрём, узнав, что крепость сдалась русским, настолько заболел, что слег в постель и тем не менее, не решился обвинить коменданта в продажности, как это сделало стокгольмское общество, основываясь исключительно на распространенной молве. В письме к своему другу Аминову, Эренстрём, напротив, писал, что давно уже признавал капитуляцию Свеаборга возможной вследствие того, что крепость не была приспособлена к защите от нападения зимой с суши; кроме того она, для верной обороны, в виду своей растянутости, требовала по крайней мере 10.000 человек и, наконец, высоты Ульрикасборга и Бокгольма господствовали над ней. «Все теперь считают Кронстедта изменником, подкупленным неприятелем и даже определяют величину той суммы, за которую он яко бы продал себя. Мне же представляется совершенно невероятным, чтобы муж чести мог забыться до такой степени... Для меня по крайней мере ясно, что главным мотивом его поведения явилась мысль, которую он себе усвоил, что нет возможности противостоять воле всесильного Бонапарта, а также вытекавшая из неё уверенность, что раз Финляндия в Тильзите была подарена России, то приведению в исполнение этого декрета не в силах помешать никакая человеческая власть, а потому упорное сопротивление Свеаборга делалось бесполезным и даже, если бы оно долго продолжалось, в состоянии было навлечь неисчислимые несчастья... на Финляндию». Г-жа Лампе, жившая во время осады в доме Кронстедта, хвалит его прямоту и честность и утверждает, что такой человек не был способен изменить своему долгу и присяге из-за каких-нибудь корыстных целей. На союз и помощь Англии Кронстедт также не полагался.
К этому интересно прибавить заявления Р. Ребиндера. Он неоднократно беседовал с офицерами, находившимися в Свеаборге, и даже с некоторыми из тех, которые входили в состав военного совета Кронстедта. Объяснения их были довольно согласны между собою. «Они признавали себя виновными в том, что оказались очень слабы и выразили излишнее доверие своему начальнику... Все они признали Кронстедта прекрасным в обыденной жизни; но его несостоятельность сейчас же сказалась, как только изменился обычный ход дел. Весьма опытный в управлении морским департаментом, крепостной администрацией и движением флота, он не имел, однако, достаточно широкого взгляда и дарования. И что было важно в его положении, так это то, что он не обладал знанием основных начал инженерного дела и искусства обороны крепости... Всему этому офицеры приводили Ребиндеру соответствующие примеры. При этом не забывалось, что порох расходовался в непомерном количестве против неприятеля, находившегося на далеком расстоянии, и люди изнурялись без всякой пользы. Он не делал различия между сильными и слабыми пунктами крепости, а потому некоторые места, кои могли быть атакованы, оставались без надежной защиты, тогда как другие незначительные пункты переполнялись и людьми, и орудиями».