История Финляндии. Время императора Александра I

«Раздавался один общий клик, старавшийся заклеймить Кронстедта именем изменника: военный суд подтвердил это мнение. Но я, — пишет также современник событий, Де-Сюремен, — с своей стороны, полагаю, что он был только слаб. Устрашенный превосходством Русского государства над Швецией, со всех сторон подвергавшейся нападению, убитый духом после нашего отступления и удаления на север Финляндии, он воображал, что Финляндия навсегда уже потеряна и считал уже решенным, совершившимся то, что было только возможностью. Разве не бывает случаев, что рассудок помрачается и у таких людей, которые в другое время проявляли большую силу воли? Разве мы не видели старых генералов Фридриха Великого, которые отворяли ворота крепостей каким-нибудь горсточкам французских солдат». Далее Де-Сюремен перечисляет те ошибки, которые допущены были комендантом при обороне крепости и которые свидетельствовали об его растерянности. Главнейшей ошибкой, по мнению автора, было то, что Кронстедт принимал в крепость всех беглецов с их семьями и не догадался сжечь деревянный Гельсингфорс, служивший удобной зимней квартирой для осаждавших.

Участник защиты Свеаборга Верниельм, уезжая в плен в Россию, искренно пожелал благополучия Кронстедту, «хотя, по-видимому, адмирал и виновник всех наших горестей, но это лишь несчастная ошибка с его стороны, которая повергла как его, так и нас в это бедствие».

С этими заявлениями совпадают и другие голоса современников. Непосредственно за окончанием осады, участник сего события, офицер шведской службы И. Г. Бот, в изданном им в 1809 г. в Стокгольме брошюре «О причинах сдачи Свеаборга и положения его во время осады» писал: «Нет, я заботливо постараюсь доказать, что неуменье, по крайней мере наполовину, принимало в этом участие...»

Сын Бойе рассказывал, что он однажды подслушал следующий разговор между своим отцом, майором Андерсом Бойе, и майором П. X. Оливестамом: Бойе спрашивает Оливестама: «Ну, брат, скажи, как это случилось, что Свеаборг сдался на капитуляцию»? — майор ответил: «Клятвенное обещание запрещает мне открыть что-либо об этом. Одно, что могу сказать, это то, что нас бессовестно надули».

Затем справедливость побуждает прибавить, что около Кронстедта не оказалось ни одного способного офицера, с дарованием или познаниями; артиллерией руководил неопытный субалтерн, а остальные были совершенной заурядностью.

Адмиралу представилось, что полковник Ягерхорн по своему чину, возрасту и положению наиболее в состоянии быть его советником и помощником. Ягерхорн родился в Финляндии и, подобно большинству офицеров того времени, являлся сторонником Спренгтпортена и убежденным последователем его плана о самостоятельности Финляндии. Никакими дарованиями Ягерхорн не обладал, кроме большой склонности к интригам; военное дело ограничивалось для него исполнением некоторых формальностей. Таким образом, Кронстедт в выборе своем оказался очень несчастлив.

Ягерхорн начал с внушения адмиралу, что крепость не в состоянии продержаться до мая, если не подоспеет помощь из Швеции. По этому вопросу ему удалось склонить на свою сторону начальника артиллерии — майора Иерне (Hjärne), любимым занятием которого являлась прогулка по комнате в халате и туфлях. Иерне докладывал коменданту, что пороха не хватит до открытия навигации. Ягерхорн, кроме того, доказывал, что по льду неприятелю легко с орудиями подойти к крепости и взять ее, так как стены её, обращенные к суше, или плохо построены, или не окончены. По этому вопрос, по его мнению, сводился к тому, как продержаться до прибытия подкрепления.

От членов свеаборгского военного совета Р. Ребиндер слышал, что на совещаниях обыкновенно речь держал один Ягерхорн, постоянно повторяя свои излюбленные доводы. Тех, кто намеревался оппонировать, полковник круто и повелительно обрывал. Кронстедт в большинстве случаев молчал. «Финляндия находится во власти неприятеля», говорил Ягерхорн; «Швеция, вне всякого сомнения, бессильна воспрепятствовать её покорению; это сознается самим правительством, не имеющим ни союзников, ни денег, ни людей в достаточном количестве. Война в действительности окончена и Царь Александр, состоящий в союзе с Наполеоном, не отдаст такого хорошего приобретения. При таком положении дела, продление сопротивления Свеаборга не окажет никакой услуги Швеции, но явится только напрасным кровопролитием, и Финляндия погружена будет в глубокую скорбь... Пусть определение судьбы исполнится! Сделавшись русскими, мы будем только счастливее, мы получим большую стойкость, подати будут понижены и т. д.» Подобными рассуждениями — уверяет Ребиндер — Ягерхорн пробовал воздействовать не только на коменданта, но и на тех офицеров, которые могли иметь какое-либо значение в совете. И Ягерхорн достиг своей цели. Комендант был «убежден», что, открыв ворота крепости, он окажет услугу Финляндии, России и человечеству, не причинив в то же время особенного вреда Швеции[7].