«Русские употребляли также психологические, весьма действительные средства, чтобы удержать за собой Финляндию. Приведение к присяге, притворная уверенность о вечном владении, о которой говорилось во всех их объявлениях, геометрический расчет о невозможности для Швеции вернуть страну от могущественной России, распоряжения об аренде усадьб-бостелей, и им подобные мероприятия, которые показывали, что русские здесь хозяева, имело последствием то, что недальновидный народ, наконец, поверил, что так должно быть, опустил руки и сживался с мыслью, что он сделался русским, стал считать себя связанным вынужденной присягой и начал, если и не соблюдать русские интересы, то по крайней мере равнодушным к шведским. Если ко всему этому присоединить официально объявленное обещание вознаградить потери народа, причиненные русской армией, обходительность русских в средней части страны, осторожность их военных операций у тех, которые были недовольны шведским правительством и своим прежним положением, и у тех, которые соблазнились русскими прокламациями, то окажется, что присоединение Финляндии к России произошло скорее благодаря хитрости, чем силе».
15 февраля 1809 г. генерал-от-кавалерии Обрезков I донес из Выборга военному министру Аракчееву, что «шеф Выборгского гарнизона ген.-м. Дежерве (Де-Жерве)» находился в новоприсоединенной Карелии, «для приведения того края в устройство» и теперь, возвратясь, донес, что «в пребывании его там всех кирхшпилей жители приведены на подданство России к присяге».
«Имею удовольствие повторить вам, — писал 11 марта Спренгтпортен графу Румянцеву, — что настроение всюду клонится к тому, чтобы принадлежать нам. Помещики-дворяне еще колеблются между чувством долга и личными интересами; опасение быть возвращенными Швеции мешает им высказываться в слух, но я их в этом отношении успокаиваю и думаю, что не ошибаюсь». Спренгтпортен в значительной степени фантазировал и истинного настроения населения не знал. Обстоятельства скоро показали, насколько это настроение всюду клонилось не в нашу, а в шведскую сторону.
В начале войны жители края не имели повода жаловаться на отношения к ним русских. Случаи насилия, грабежа и беспорядка наказывались, как только делались известными нашему начальству. Крестьяне не смели сопротивляться, считая русских непобедимыми. Но после неудачи Кульнева при Сикайоки, истребления отряда Булатова, плена Обухова и отступления Тучкова, Финляндия воспрянула.
До этих событий шведским властям не удавалось поднять народа. В указе Густава IV от 14 марта 1808 г. говорилось, что восточная граница захвачена враждебным Российским государством и потому «все холостые и здоровые молодые люди от 18 до 25-летнего возраста, к какому бы сословию они ни принадлежали, должны быть готовы взяться за оружие для спасения отечества». Затем посланные из Стокгольма, от имени Короля, стали призывать крестьян к оружию и к нанесению русским всякого вреда. Под страхом немилости крестьянам внушали хватать и убивать всех попадающихся им русских военных и курьеров, задерживать обозы с припасами, а также арестовывать всех финляндцев, присягнувших на верноподданство русскому Царю. Король разделял с крестьянами южной Эстерботнии убеждение, что все финны, принесшие присягу Царю, суть государственные изменники.
Клингспор после некоторых колебаний также стал взывать к помощи поселян и распространял прокламации. Призывы к восстанию облетали страну, но оружием и амуницией правительство не было в состоянии снабжать крестьян. Колебания Клингспора понятны поэтому из слов генерала Аминова: «Поощрять народное восстание в то время, когда мы не были в состоянии поддержать его, значило предавать жителей всем бедствиям мщения русских».
Мало-помалу шведские прокламации возымели свое действие. Недалеко от Улеоборга русские узнали, что настроение крестьян относительно их значительно изменилось. Раньше крестьяне исполняли просьбы чиновников и беспрекословно перевозили наши фуры. Но Клингспор запретил населению исполнять русские требования, и картина изменилась. Со всех концов уведомляли, что крестьяне не дают лошадей и даже сопротивляются с оружием в руках. Это противодействие населения получило новую силу, когда, Клингспор издал 1-го мая воззвания к жителям Эстерботнии, с просьбой помогать армии и причинять неприятелю вред и убытки. Письма маркиза Паулуччи свидетельствуют, что крестьяне Эстерботнии готовы были ретиво содействовать армии в деле изгнания русских.
Кроме шведских воззваний и успехов финского оружия на севере, ближайшими поводами к восстанию крестьян были: высадка нескольких шведских отрядов на берега Финляндии и, наконец, неразумное распоряжение русских властей, желавших рисоваться в разгаре войны своими гуманными чувствами, почему отпустили на волю гарнизоны взятых крепостей Свартгольма и Свеаборга. Уволенные по лесам и тропам пробрались на север и выжидали благоприятного момента.