Похвальные качества эстерботнийцев не помогли, однако, водворению среди них должной дисциплины. Крестьяне не желали повиноваться требованиям временного и случайного начальства и по своему усмотрению ходили по окрестностям, ловя русских и их друзей, т. е. финляндцев, присягнувших на верноподданство Императору Александру I. «Чем я хуже других» говорил каждый из них, отказываясь повиноваться собрату по делу. Недисциплинированность возмутившихся банд была причиной их скорой гибели, при встрече с регулярными войсками. Дружный натиск обыкновенно вызывал беспорядок в крестьянской среде и обращал их в бегство. Однажды старый унтер-офицер (Pihi), принявший на себя начальствование, поклялся показать всяким «рыцарям заячьего сердца» и всяким зайчатам, как дрались прежде, при короле Густаве III, и когда его сотоварищи побежали, он повернул на них пушку и, помахивая горящим фитилем, крикнул громовым голосом: «стойте, ребята, или стану стрелять». Многие вернулись и помогли храбрецу спасти пушку.
В одиночку и в засаде крестьяне представляли серьезную опасность благодаря тому, что они часто являлись отличными стрелками и выносливыми работниками.
Не мало доставалось от них пасторам, земской полиции и другим привилегированным лицам, давшим присягу верности русским властям. Этих пасторов и лиц они ловили, преследовали, или представляли на суд своих начальников.
Блюстители закона и порядка нередко поэтому спасались бегством, вследствие чего общественные связи обрывались, и водворялся хаос. Для дерзких и злобных крестьян являлось большим соблазном играть роль барина. Особенно это лежало в характере эстерботнийца. Карл Блад со своим товарищем студентом отправились к пасторскому дому, чтоб спасти часть движимого имущества от разорения. Там они увидели, как крестьяне входили и выходили из комнат с шляпой на голове, валялись на мебели и забавлялись игрой на рояли. «Теперь мы все равные», — сказал один из них студенту.
Вследствие недисциплинированности крестьянской толпы, шведским офицерам приходилось иногда так трудно, что они «теряли голову» и пытались незаметно отделаться от неё разными способами. Но уйти было не легко. «Так как вы, капитан, — сказал крестьянин офицеру Риддериерта, — сманили нас и поставили в опасность, то и ваши солдаты должны остаться здесь. Ни один не смеет уйти. Если кто это сделает, то он будет застрелен на месте. Вы нас обманули и сманили для опасного и рискованного предприятия, которое, наверное, погубит нас. Потому вы должны разделить нашу участь».
Клингспор, обрадованный действиями эстерботнийцев, послал генерала Аминова на юг, для приведения в порядок военной затеи крестьян. 11-го июля Аминов собрал население из местности Нерпеса и его окрестностей; крестьяне обещали выставить ополчение под начальством опытных офицеров, но его нельзя было выводить за пределы собственного округа.
Наиболее заметными очагами восстания явились следующие местности. В окрестностях Таммерфорса партизаны действовали под командой унтер-офицеров Бьернеборгского полка Рута (Roth) и Спува (Spof). Они имели под своим начальством от 40 до 50 солдат, к которым присоединились нижние чины Свеаборгского гарнизона и большое количество вооруженных крестьян. Последние не всегда добровольно примыкали к восстанию. Иногда их подстрекали разными угрозами. Им говорили, например, «если не возьмутся за оружие, то будут повешены у своих же ворот». рассказывают, что и Рут, а в особенности его жестокий капрал Кортман, прибегали к подобным угрозам. На островах озера Руовеси «адмирал» Рут отобрал все лодки и паромы и на них предпринимал свои разбойничьи наезды. На суше его банды сжигали мосты, захватывали транспорты, убивая конвойных. Дерзость Рута простерлась так далеко, что он решился напасть на Таммерфорс, пытаясь отнять его у русских. Только после десятичасовой горячей схватки, в которой приняла участие также и наша артиллерия, коменданту удалось отбить атаки полчищ Рута и Спува. Вообще же они своими набегами причинили много вреда русской армии. Они учреждали засады, а на островах озер устраивали места для склада оружия и безопасные убежища, как писал Михайловский-Данилевский. Сопротивления партизаны не встречали, сочувствие же населения сопровождало их повсюду. Истребить их было почти невозможно, в виду тех убежищ, которые они находили в недоступных местах.
Партизаны в несколько дней отрезали Раевскому все сообщения и подвозы. Не получая провианта, солдаты ходили по окрестностям добывать себе пропитание, скребли землю, доискиваясь картофеля, кореньев, грибов. Граф Каменский, отправляясь из Гельсингфорса к своему отряду, едва не был схвачен партизанами. Первые недели после сражения при Лаппо, были полны забот для русского главнокомандующего. Его удрученное настроение отразилось в рапорте, представленном 19 — 31 июля Монарху из Або.