История Финляндии. Время императора Александра I

Последствия крестьянских восстаний были, конечно, ужасные. «2-го августа проезжал я, — читаем в дневнике аудитора Аспа, — мимо кирки Курикка к кирке Kayхайоки. Дорога неприятная. Я ехал один. Ни одного человека не видел, ни одного геймата! Сплошные развалины и сгоревшие деревни. Я проехал семь деревень, где ни одной щепки не осталось. Наконец попадается деревня, но без жителей. Они в лесу; имеют дом, но лишены его. Я встретил старика, который дерзнул выползти вслед за армией, чтоб посмотреть, остался ли и от его геймата один только пепел. Я поехал дальше. Все сожжено, ограблено, опустошено. Поля скошены, луга потравлены, имущество расхищено, деревни сожжены, жители изгнаны, избиты, повешены, убиты. У церкви стояла виселица, на которой были повешены два человека. Все остальное в таком же виде: мосты сожжены и т. д.». Подобная же картина представлена нашим главнокомандующим. В одном из писем графа Буксгевдена (от сент. 1808 г.) читаем: «В проезд мой во многих местах по Вазаской губернии представляет ужасное зрелище войны; некоторые бунтовавшие крестьяне повешены, другие расстреляны, а прочие по большей части скрываются в лесах, оставя дома пустыми. Инде встречаются выжженные селения и затоптанные поля, особенно же там, где проходили шведские и наши войска. Все сие происходило по большей части от возмущения жителей, к чему поощряло их шведское правительство, и для укрощения которого принимались иногда строгие меры, но не менее в числе виновных пострадали и семьи невинные, и о вознаграждении их сочту обязанностью представить Его Императорскому Величеству в уверенности, что Государь Император не оставит потерпевших без пособия и воздаяния».

С иной точки зрения оценивал дело Клингспор; в письме к королю он докладывал: «Не могу выразить вашему королевскому величеству, до какой степени финский народ заслуживает остаться под справедливым и милостивым правлением вашего величества».

Умудренный жизненным опытом генерал Аминов не предался розовым мечтам о золотой будущности после тех побед, которые одержаны были финскими войсками. Ему хорошо была известна политическая слабость Швеции, ненадежные качества короля и неспособность главнокомандующего. Ему стало ясно, что Адлеркрейц, не смотря на свою храбрость и другие выдающиеся качества, не обладал высоким талантом полководца. Недостаточно доверял Аминов и своей собственной способности рулевого. Наконец, он постоянно помнил «чрезмерные силы» противника. Предчувствие, что всякая борьба против этих сил окажется бесполезной, и что Россия со временем все-таки завладеет Финляндией, — это общераспространенное воззрение, которое в Свеаборге произвело самую тяжелую разрушительную работу, — глубоко коренилось в уме Аминова.

Тем временем фон-Буксгевден успел получить значительное подкрепление; его армия доходила до 44.600 человек, тогда как в рядах финских войск, считая и саволакскую бригаду, не находилось и 15.000 человек. Но главное подкрепление русская армия получила в лице гр. H. М. Каменского. Ему было только 32 года, но он успел уже обратить на себя внимание Суворова при взятии Чертова моста. — Каменский сменил Раевского. Повелено было победить, не смотря на малое войско.

От его действий зависело общее положение наших дел в Финляндии.

Начался ряд благоприятных для русского оружия сражений. Генералу Властову удалось расправиться с отрядом полковника Фианта сперва при Линдулаксе, а впоследствии при Перхо; сам же гр. Каменский заставил шведов отступить 20 августа — 1 сентября от Карстула (Руона), а затем 2 — 14 сентября от Оравайса.

Клингспор велел Адлеркрейцу собрать главную силу в 5,500 человек на защищенной природой местности у Руона в Куортане. После аванпостной стычки 31 августа н. ст. у кирки Куортане, на Адлеркрейца напал гр. H. М. Каменский, 1 сентября н. ст., с 9 тысячами. Прошел первый день боя и Кульневу пришлось покинуть мост при Руоне. На другой день произошло опять ожесточенное сражение, но шведы не были выбиты из занятой ими позиции. Ночь разъединила неприятелей. Граф Каменский погрузился в глубокую думу, готовый отдать приказание об отступлении. В эту минуту вошел Кульнев с восклицанием: «Граф! Шведы отступают!» Оказывается, что неутомимый воин не предался сну после трудного дела, а, пользуясь темнотой ночи, стал объезжать передовые цепи и высмотрел, что в шведском лагере мало движения. Опытный глаз Кульнева определил отступление. И он не ошибся. Обрадованный Каменский бросился на шею Кульневу. Дело при Куортане явилось поворотным пунктом всей войны, и с этого дня успех всецело склонился на сторону русских.