История Финляндии. Время императора Николая I

Но Рокасовского переманивал к себе А. В. Перовский. В то же время Гартману и Котену давались поручения помимо Рокасовского, что он принимал «за ничтожество собственное». Толковали о кандидатуре H. Н. Муравьева. Уже в 1848 г. возникла мысль об отделении гражданского управления Финляндией от военного. Во главе первого имелось в виду поставить П. И. Рокасовского, во главе второго — H. Н. Муравьева. Но последнего переместили на Кавказ. — К. И. Фишер все время усердно стоял на стороне Рокасовского, хотя ранее характеризовал его ничтожным, состоявшим под влиянием своей жены (дочери ген. Кузьминского), женщины малообразованной, но желавшей играть роль, и находил даже, что Рокасовский выступил покровителем либерализма, из которого возник неофинизм.

10 — 22 февраля 1854 г. резолюция Государя гласила: «По случаю неопределенной командировки Г.-А. К. Меншикова в Черное море, Г.-Л. Рокасовскому вступить во все права Ген.-Губернатора Финляндии до возвращения кн. Меншикова».

Кн. А. С. Меншиков в Крыму — явление совершенно исключительное, как по полному своему несоответствию роли главнокомандующего, так и по преступной небрежности к величайшим государственным интересам, вверенные ему в столь важное время, какое переживала тогда Россия. В Севастополе он занял маленький домишко с грязным двором. Конура, в которой он ютился, имела аршина три в длину и столько же в ширину. Здесь он, сгорбившись, в засаленном архалуке, принимал подчиненных. «Для чего потребовалось это притворное спартанство?» — спрашивал Н. И. Пирогов. — Главная квартира была безмолвна, как могила. Кн. Меншиков жил, как будто он не существовал. Он прикрылся мистическим молчанием. — Этот саркаст и отъявленный «эгоист», конечно, не годился в полководцы. Этот цезарь не знал солдата и не умел воодушевлять его. Он запустил всю администрацию, все сообщения, всю медицинскую часть и взамен не дал ничего. «Меншиков не человек, а просто мумия», — писал Н. И. Пирогов, и когда распространился слух, что князь умер в Перекопе, этот высокообразованный, культурный и передовой человек в России воскликнул: «и слава Богу», — до такой степени князь был всем ненавистен в Севастополе.

Да и в других областях у него не было никаких заслуг и никакой существенной пользы государству он не принес. Он занимал крупные административные посты, ему давались большие дипломатические поручения, и нигде он не оставил после себя достойного следа. 24 года имя его было связано с морским министерством. Он произвел его реформу, но крайне неудачно (В. Чубинский и С. О. Огородников). Моряки его не любили. «Я им не угодил», — говаривал князь. Да, не угодил потому, что заботился только о наружности флота, да об угождении прихотям Царя. Он усвоил пассивный взгляд на западные нововведения и даже не устранил розни между «греками»-черноморцами и «лужеплавателями» — балтийскими моряками.

Князя Меншикова посылали с важными миссиями в Персию и Константинополь, и никаких благих результатов для России он не добился.

Его привлекали к упорядочению цензурного дела и его участие привело к усилиям стеснений печати, причем сам он относился к писателям сурово и неприветливо.

Его привлекали к участию по великому крестьянскому делу. Задавшись вопросом, «полезно ли уничтожить рабство в России?», он ответил: «рано».

В Финляндии, за время его долгого управления, все было спокойно, и край сделал заметные успехи в материальной и духовной области. Но что именно в этих успехах приходилось на долю лично кн. А. С. Меншикова, трудно определить. Между тем условия, окружавшие князя, благоприятствовали здесь проявлению его деятельности. Он получил важное право сопровождать мнения Сената своими замечаниями и, кроме того, имел у Государя частые личные доклады. Но фактически он управлял краем с «высоты птичьего полета». Когда барон Котен в разговоре осудил управление кн. Меншикова, прибавив, что «было бы неудивительно, если бы страна начала роптать, раз она так заброшена», К. И. Фишер возразил, «что люди благоразумные не забудут всего, что для них сделано в последние 20 лет: канализация, бережливое обращение с общественными деньгами, отмена непотизма при раздаче мест, улучшение условий займов из общественных касс, закон для бедных и много других, доказывающих личную заботливость генерал-губернатора». В 1855 г. Финляндский Сенат поднес адрес князю, но имел ли он в виду перечисленные его заслуги или его постоянное заступничество за край в Петербурге остается неизвестным, так как содержание адреса нам не удалось установить. Известен лишь ответ князя: «Я виноват перед Финляндией моим долгим молчанием. И, только вернувшись в Петербург, могу ответить на адрес Сената... По совести могу сказать, что в моем молчании не было презрения; я тронут и польщен выраженными мне чувствами»...