В 1834 г. холера ожесточенно косила свои жертвы в Швеции. В Финляндии насторожились и принимали меры к встрече ужасной гостьи. Как только холера показалась в Гётеборге и наш представитель в Стокгольме, генерал граф Сухтелен, уведомил о ней русских властей, гр. Ребиндер просил Государя повелеть генералу Теслеву отложить свой объезд края и принять меры к охранению страны и успокоению умов. Газеты, видимо, помогали правительству, говоря, что в такой форме, какой холера проявилась в крае, она не опаснее других болезней. Одна газета прибавила, что население Або не изменило своих обычных занятий и даже не сократило своих увеселений.
В 1848 г. холера пробралась в местности, считавшиеся особенно здоровыми, т. е. к окрестностям озер Пэйяне, Сайма и Ладожского и распространилась до гг. Вазы и Улеоборга, где ее прежде не знали. Эпидемии способствовала в этом году крайне ненормальная погода: весна наступила в конце февраля, а в течение марта, апреля и мая стояли летние жары. Холера свирепствовала тогда во всей северной Европе и России, и наиболее опустошила Остзейский край. В Финляндии болезнь отличалась медленным течением и не проявила особенного ожесточения. В Гельсингфорсе жертвами холеры оказались преимущественно бедняки, люди нетрезвой жизни, обитатели скученных и нечистоплотных жилищ. Замечательно, что на этот раз она поражала возвышенные местности города, пощадив такую совершенно болотистую часть, как Глоэт (около вокзала). — «Холера здесь не сильна, — писал Я. К. Грот, — но в Борго она похитила очень многих, сравнительно с количеством жителей. Норденстам говорил мне, что здесь (в Гельсингфорсе) никогда не было столько посетителей, как в нынешнем году, а именно более 2.000 (впрочем, не все в одно время)». Всего в Финляндии пострадало 1.744 чел., из коих умерло 664.
Самую обильную жатву холера собрала в 1853 г., когда похищенных смертью было 2177.
Одновременно с холерой Финляндию посетил мучительный голод. «Не думайте, ваша светлость, — писал гр. Ребиндер князю Меншикову 4 — 16 августа 1832 г. из Куопио, — что я преувеличиваю, когда говорю о нищете в восточной Эстербонтии; я видел там только слезы и вопли отчаяния. Не скрой также, что очень трудно помочь этим несчастным. Кормить их всех на счет казны невозможно... С другой стороны угрожают последствия голода». Сотни семейств пытались эмигрировать, но вернулись на свои пепелища. — «Их возвращение произведет более сильное впечатление, чем все прокламации». Некоторые без паспортов и свидетельств ушли в Швецию и Норвегию. Несколько тысяч человек на неопределенное время отправились на работы в Архангельскую и Олонецкую губернии. Наибольшая нищета замечалась к северу от Улеоборга. Оттуда двинулись первые партии эмигрантов; там же «происходили брожения всяких несчастных идей».
Князь Меншиков оставался в Петербурге, а гр. Ребиндеру приказано было объехать север. Вся забота о севере была возложена на него. Там он распоряжался продовольственной частью. «Я счастлив, — прибавляет гр. Ребиндер (из Вазы 12 — 24 августа 1832 г.), — что имею дело с генерал-губернатором, который понимает настоящие интересы страны и сочувствует этой отдаленной и, говоря правду, немного забытой провинции, где Государь найдет подданных, более верных и более преданных, чем в других местах Финляндии, где благодеяния не иссякли и где царит изобилие».
На север посылались деньги и хлеб, там — в губерниях Вазаской и Улеоборгской — предпринята была осушка болот, с целью доставления заработка нуждавшимся.
Чем далее подвигался гр. Ребиндер, тем письма его становились горячее и энергичнее. «Я должен по меньшей мере верить, что мы имеем средства для этой затраты; наши финансы были бы очень плачевны, если бы не нашлось каких-нибудь ста тысяч, чтобы спасти целую провинцию от голода... Наши государственные мужи смешивают предосторожность и скупость... Жители Эстерботнии отличаются большой энергией, живостью и смышленостью. Они понимают благодеяния, но понимают также, когда их забывают. В случае войны, или политических столкновений, можно предвидеть, что этот народ примет в них участие за или против правительства. Это за или против зависит от действий правительства. Принимая меры не только к уменьшению последствий нескольких лет голода, но и для основания благосостояния этой обиженной природой провинции, можно привязать к себе народ, не угождая и не показывая ему ни страха, ни недоверия. Соображения человеколюбия и филантропии — не благоприятный ли это повод в политическом отношении, чтобы привлечь к себе умы? Неужели нельзя пожертвовать скромной суммой для этой цели? Может ли Государь лучше употребить эти деньги?».
Письма воздействовали. Князь А. Меншиков 3 — 15 сентября 1832 г. сообщил гр. Ребиндеру о желании «Его Величества прийти на помощь жителям Эстерботнии предложенными вами мерами».