«Новое благодеяние, оказанное Его Величеством жителям Севера Финляндии, составит эпоху в этой несчастной стране, в особенности по своему моральному действию... Даже среди завзятых эгоистов нет двух мнений на этот счет», — уведомил гр. Ребиндер 13 — 25 сентября 1832 г. генерал-губернатора. — «Позвольте мне быть посредником глубоко благодарного народа; могу чистосердечно сказать, что имя ваше будут благословлять не только нынешнее поколение, но и потомство».
«Спешу вас уведомить, — писал кн. А. С. Меншиков 28 сентября — 10 октября 1832 г., — что Государь дал свое согласие на заем муки из военных магазинов»... Но успели наступить морозы; суда прекращали свой кампанию. Положение становилось особенно критическим. Надо полагать, что именно в это время распущен был слух, что хлеб, купленный в Риге, куда-то исчез. Проверка ходившего рассказа никакого злоупотребления не обнаружила.
От голода страдала тогда же и Выборгская губерния, но ее спасала близость к столице и возможность получения там заработка. Летом 1832 г. к кн. Меншикову приехали несколько крестьян несмотря на то, что были приняты меры к их задержанию в Выборге. И, кажется, приехали не напрасно, так как «Государь приказал выдавать им денежные пособия». Кроме того, приказано было собрать справки о неимущих и выдавать пособия наиболее нуждающимся из них.
Несколько позже губернатор гр. К. Г. Маннергейм, объехав во время голода свой Вазаскую губернию, доложил князю Меншикову, частным письмом 10 — 22 ноября 1832 г., что «нигде не нашел неудовольствия против правительства и принятых им мер. Всюду говорят о заботах нашего Августейшего Монарха к своим несчастным подданным и даже в тех приходах, которые не отличались высокой нравственностью, все очень тронуты этой заботливостью и уверены, что правительство все сделает для бедняков... Всюду царит тишина». Таким образом, получается основание заключить, что в Вазаскую губернию помощь поспела своевременно.
Когда нищета на севере вызывала эмиграцию, то возникали какие-то планы о переселении некоторых финляндцев в Бессарабию. «Позволить финляндцам устраиваться в Бессарабии на свой счет, — заявил гр. Ребиндер, — ни к чему не приведет и окончательно собьет с толку несчастных людей».
В виду того, что в письмах губернаторов Вазы и Улеоборга находились мрачные картины нищеты, кн. Меншиков обратился к сенатору Фальку за разъяснением об истине положения на севере.
В первом же ответе Фалька 6 — 18 ноября 1832 г. читаем: «Все заставляет думать, что жители северной Финляндии не столь бедны, как их хотели выставить. Хотя почти всюду есть недостаток в хлебе, но жители до сих пор имели необходимое для пропитания... Губернаторы Вазы и Улеоборга не всегда верно показывают количество доставленного к ним хлеба (они были плохо осведомлены). Они уверяют, что все умирают с голода и в то же время говорят, что крестьяне начали выплачивать казне зерном и много хлеба сложили в общественных амбарах».
Продолжая переписку о голоде, вице-президент Сената Фальк 16 — 28 марта 1833 г. сообщил кн. Меншикову: «Я служил двум королям и двум императорам... Я видел бедствия моей родины и её благосостояние: страшный голод 1789, 1796, 1811 и 1812 гг. и, наконец, 1821 г., но никогда не видал я, чтобы правительство приносило столько жертв и принимало столько мер для облегчения участи народа, как оно делает теперь. И раз тогда беды не случилось, чего бояться теперь? Я сказал все это, ваша светлость, лишь для того, чтобы утешить вас и успокоить ваше сострадательное сердце, огорченное неверными донесениями. Я стараюсь отплатить за ваши милости ко мне, говоря вам всегда правду».
В 1833 г. Финляндию объезжал помощник генерал-губернатора, оказывая помощь пострадавшим деньгами и покупкой ржи. Правительство деятельно помогало нуждающимся, и население оценило эту заботу. С разных сторон поступали благодарственные адресы «за неисчислимые благодеяния» Его Императорского Величества. Следы народного расположения к Императору Николаю Павловичу остались даже в финской народной поэзии.
IV. Смена генерал-губернаторов и мир чиновников
В 1828 г. Закревский сделался министром внутренних дел, сохранив за собой пост финляндского генерал-губернатора.
«С появлением в министерстве Закревского, — пишет О. А. Пржецлавский, — там настала новая эра, эра полнейшего милитаризма. Всюду вводилась дисциплина и формализм». Иную оценку мы встречаем в воспоминаниях другого современника. Барон М. А. Корф в своих записках объясняет, что гр. Закревский, при назначении его министром внутренних дел, принес с собой в управление, несмотря на недостаток высшего образования, очень много усердия, добросовестности и правдивости и, сверх того, очень энергический характер, доходивший в незнании угодливости сильным нередко до строптивости.